Греховные радости

Винченци Пенни

Он понимал, что Шарлотта, как любимая внучка деда, была фактически на положении кронпринцессы и что поэтому ему следовало бы относиться к ней, как относилась Мэри Роуз, с таким же недоверием и подозрительностью; однако племянница была столь обезоруживающе мила, так неиспорченна, обладала такими хорошими манерами, что он не мог заставить себя не любить ее.

Вместе с тем Малыш знал, что не только Мэри Роуз, но и Фредди относится к Шарлотте совершенно иначе. Он кузину терпеть не мог. Он ненавидел ее всегда, все свои детские годы: за то, что на ее фоне сам смотрелся неизменно хуже, за то, что она была умнее и храбрее его, за то, что при малейшей возможности помыкала и командовала им, — и еще за то, что она была неизмеримо ближе его самого к деду. Малыш — которому было трудно ладить со старшим сыном, отличавшимся сдержанностью, способностью действовать другим на нервы, скрывавшим за внешней холодностью болезненную застенчивость, не умеющим и не любящим развлекаться, — не раз пытался как-то повлиять на отношение сына к Шарлотте, успокоить его

на ее счет, уверить Фредди в том, что именно он — единственный наследник банка, что никто не сможет отнять у него «Прэгерс», что его дед — убежденнейший сторонник традиций и упорядоченной преемственности и никто и ничто на свете не сможет разубедить деда в том, что только Фредди должен будет со временем получить банк в свою собственность; банк создан на таких условиях, доказывал Малыш, что тридцать процентов всех его акций перейдут к Фредди сразу же в момент смерти Фреда III, и это так же точно и определенно, как и то, что пятьдесят процентов банка станут его прямой собственностью. Но Фредди все равно продолжал испытывать беспокойство. Он боялся Шарлотты, не доверял ей, весьма опасался ее влияния на деда, и никакие доводы отца не в силах были развеять его страхи и подозрения.

«Фредди очень медленно взрослеет физически», — подумал Малыш; возможно, этим и объясняются многие его проблемы. Ему было уже девятнадцать лет, но внешне он все еще производил впечатление скорее мальчика, чем мужчины, и совершенно не обладал теми уверенностью в себе и апломбом, которыми с избытком были наделены и Фред III, и Малыш. Кендрик — вот кто уж скорее соответствовал классическому типу мужчины из рода Прэгеров: он был выше и крупнее брата, смелее и решительнее его, хватало ему и обаяния, но понять его Малышу было еще сложнее. Кендрик по природе был артистической натурой, он любил ярко и крикливо одеваться и делал это всегда, когда ему разрешали, что случалось не часто; ему предстояло вскоре отправиться в Лоренсвиллскую школу, и в глубине души он этого страшно боялся, поскольку был абсолютно неспортивен, но вслух всем заявлял, что ждет этого события с нетерпением. Он обладал весьма умеренными умственными способностями и, занимаясь изо всех сил, учился чуть выше среднего; у него, однако, был один ярко выраженный дар — способности к рисованию. Он говорил, что, когда вырастет, станет архитектором; и всякий раз, когда ему случалось бывать в Хартесте, который Кендрик очень любил, он старательно и кропотливо трудился над эскизами дома. Пока что он не обнаруживал ни малейшего интереса к девочкам; Малышу как-то раз пришла в голову ужасная мысль: а что, если Кендрик — голубой? Он безжалостно гнал эту мысль прочь, но она упорно не желала покидать его.

— Привет, папочка. Ты очень здорово выглядишь. Ой, Шарлотта, какое на тебе потрясающее платье!

— Спасибо, Мелисса. Ты тоже очень нарядная.

Шарлотта спрыгнула с возвышения и поцеловала свою двоюродную сестричку. Мелисса (появившаяся на свет ровно через девять месяцев после того, как Энджи исчезла из жизни Малыша) была облачена в нечто, состоящее из одних только складок и оборочек, а ее золотистые кудряшки украшал сзади большой розовый бархатный бант. В свои восемь лет она была очаровательнейшей девчушкой — симпатичной, милой и доброй по натуре, очень общительной и дружелюбной — и пользовалась всеобщей любовью. «По-моему, из всех их детей Мелисса единственная, кто похож на Малыша», — заметила как-то Вирджиния Александру; тот рассмеялся и сказал, что, на его взгляд, Мелисса куда красивее, чем Малыш; но даже и Александр, которого утомляли все дети, кроме своих собственных, любил племянницу и с удовольствием играл с ней.

Вслед за Мелиссой подошли и ее братья.

— Папочка, а когда начнут собираться гости? — спросила девочка.

— Думаю, где-нибудь через четверть часа. Кендрик, Фредди, слушайте внимательно: я вас прошу сегодня вечером тщательно следить за тем, чтобы никто из гостей не чувствовал себя потерянным. Знакомьте людей друг с другом, заговаривайте с ними сами, сделайте так, чтобы гости общались между собой. И не неситесь первыми в буфет. Дети должны быть там в последнюю очередь.

— Папа, никто из нас первым в буфет не понесется. — Голос Фредди звучал слегка обиженно. — Ты и сам это знаешь.

— Я понесусь, — вздохнула Мелисса. — Быстрее всех. Мне уже сейчас есть хочется.

— Тогда сходи на кухню и сделай себе сэндвич, потому что ждать придется еще долго. И не приставай к миссис Берридж, у нее и без того хватает дел. Сделай сама, что тебе хочется, ладно? И не пропадай потом никуда и не испачкай маслом платье, а то мама с ума сойдет. И я тоже, — поспешно добавил он. — Давай-ка я лучше схожу с тобой.

— Я с ней схожу. — Шарлотта взяла Мелиссу за руку. — И послежу, чтобы она не испортила платье.

— Вот за это спасибо, — ответил Малыш. — Чем только мне потом тебя отблагодарить?

— Я что-нибудь придумаю, — улыбнулась ему Шарлотта.

Триста пятьдесят человек, собравшиеся сейчас под тентом, и были тем, что Фред III называл семьей. Вместе с этими людьми был проделан очень долгий путь. С некоторыми из присутствующих совместная деятельность объединяла Прэгеров на протяжении уже трех поколений, с очень многими — на протяжении двух; были здесь и такие, кто играл вместе с Фредом еще в его детские годы (хотя из друзей и подруг детства Бетси не было никого); все это были богатые и влиятельные люди,

обладающие крупными состояниями; в их компаниях или, по крайней мере, в сферах их деятельности отец сменял деда, сын — отца, внук — сына; все они вели одинаковый образ жизни, и эта общность жизненного пути поколений, самого уклада жизни была так же неотвратима, как смена дня и ночи или времен года. Тот, кто появлялся на свет, с рождения принадлежа к этому специфическому миру, так в нем и оставался потом всю свою жизнь: внутри его и женился или выходил замуж, воспитывал детей; вырваться из него можно было, только поставив под серьезную угрозу все, чем обладал человек.

Здесь присутствовал Клемент Дадли, надменный, державшийся так, что сразу было видно, какая он важная персона, со своей женой Анунсиатой, еще более важной и надменной, чем он сам; разумеется, присутствовали и Джикс Фостер с миссис Фостер IV, которая была всего на несколько лет старше своего пасынка Джереми. Находился тут и он сам, в бодром настроении и с женой Изабеллой, известной манекенщицей; они поженились два года назад, и свадьба, на которой присутствовали почти тысяча родственников и гостей, проходила на Стэгхорн-Кей, одном из Багамских островов, принадлежащем Джиксу.

С самой свадьбы ходили слухи, что в двухэтажной квартире на Парк-авеню — в раю, где поселились Джереми и Изабелла, — дела обстоят не блестяще: она продолжала заниматься своей карьерой и проводила с Джереми намного меньше времени, чем со своими парикмахерами и специалистами по поддержанию фигуры, а имя Джереми постоянно фигурировало в колонках сплетен, обычно вместе с названием какого-нибудь пользующегося скверной репутацией клуба. Но в последнее время вроде бы что-то изменилось к лучшему: Изабелла была беременна, о чем очень много писали, и она с удовольствием излагала бесчисленным журналистам свои не отличавшиеся просвещенностью взгляды на проблемы материнства; Джереми же стал ночевать дома, а днем сидеть на работе. «Американские пригороды», личная компания Джереми — кусочек, отрезанный для него от огромной империи Фостера, — процветала даже несмотря на то, что рынок на протяжении последних двух лет был нестабилен: Джереми запустил программу строительства «домов-заготовок», новинку, которая пришла ему как-то в голову во время одного из нечастых, но всегда блестящих озарений, посещавших его, когда он начинал думать о чем-нибудь постороннем. «Дом-заготовка» представлял собой коробку, добротно построенную, но совершенно не отделанную изнутри: в ней не было даже оконных рам. Такая коробка была очень дешевой; она предназначалась молодым семьям, которым отчаянно необходимо было собственное жилье. Для подобных семей это был подарок судьбы: они могли приобрести коробку, а потом сами выполнить все отделочные работы — поставить окна, двери, оштукатурить, покрасить, сделать электропроводку, оборудовать кухню, — и все это обходилось лишь в малую часть той цены, которую пришлось бы заплатить за те же работы, но выполненные специалистами. В тот год «Американские пригороды» были, пожалуй, единственной строительной компанией, акции которой поднялись в стоимости.

Малыш сам проследил за тем, как происходило финансирование проекта «Дом-заготовка», и Фред III остался очень доволен результатами; Малыш не был уверен, оставался бы Фред столь же довольным, если бы узнал, какая часть личных доходов Джереми, полученных в ходе осуществления этого проекта, была изъята им из оборота и припрятана от налогов за бронзовой вывеской банка в Нассау; Малыш, однако, не считал необходимым ставить Фреда об этом в известность.

Супружеские пары Фостеров и Дадли сидели вместе с членами семьи за главным столом: Фред III и Бетси занимали места в центре, справа от Фреда расположились Вирджиния и Александр, а слева от Бетси — Малыш и Мэри Роуз. Наверное, со стороны все это должно казаться немного похожим на Тайную вечерю, пришла в голову Малышу святотатственная мысль при взгляде на собравшуюся под тентом, освещенную зажженными свечами, ровно гудящую толпу: сходство со знаменитой сценой, несколько стилизованное и странное, было тем не менее очевидным. Малыша всегда раздражало, когда ему говорили, что он и Александр очень похожи друг на друга, но сегодня, увидев в большом зеркале, что висело в гостиной над камином, одновременно и свое, и его отражение, он вынужден был признать, что они вполне могли бы сойти за братьев: оба высокие блондины с голубыми глазами, смокинги же скрывали, сглаживали те резкие различия, что были в их манере держаться. Жены их, напротив, в этот вечер отличались друг от друга еще сильнее, чем обычно: на Вирджинии было плотно облегающее платье из белого крепа, красиво уложенные темные волосы венчала тиара Кейтерхэмов; Мэри Роуз же была в длинном платье из холодновато-голубого атласа, с расширяющейся книзу юбкой, ее светлые волосы гладко зализаны, а единственным украшением был бриллиантовый кулон, подаренный ей Малышом в день их свадьбы.

Дети вели себя превосходно, хотя под конец вечера явно подустали и начали скучать; Шарлотта, сидевшая рядом с Фредди, старательно поддерживала разговор, Георгина и Кендрик молча ели, и только Макс и Мелисса, опасно высоко нагрузив свои тарелки, оживленно болтали и жестикулировали; Макс время от времени прерывал этот разговор, чтобы предложить Мелиссе что-нибудь особенно вкусненькое со своей тарелки или же подозвать официанта, чтобы тот подлил ей в бокал кока-колы.

— У мальчика все задатки настоящего дамского угодника, — сказала Бетси Фреду, с обожанием понаблюдав некоторое время за Максом. — Никогда еще не видела, чтобы в его возрасте флиртовали так профессионально.