Грешная
Шрифт:
Я указываю рукой на свою подругу, которая уже стоит в нескольких метрах от нашей компании и ошеломленно наблюдает за разворачивающейся картиной. Краем глаза замечаю заинтересованные взгляды от других мамочек и их детей, коих они тут же подозвали к себе поближе. Лея поникает и удрученно плетется к Кире. Подруга берет мою дочь за руку и ведет за собой, еще долгое время растерянно поглядывая то на меня, то на мужчину.
Вновь сосредоточившись на объекте своего гнева, я грозно прищуриваюсь на него. Мой позвоночник выпрямляется как стальной стержень. Несколько секунд мы просто скованы в немом противостоянии посреди людного парка.
– Вы что, педофил? – гаркаю я,
Наглец вдруг прыскает со смеху. Улыбка едва касается его лица, но меня не может не поразить в самое сердце, насколько обворожительной ее делают ямочки на щеках. Мне хватает доли секунды, чтобы оценить уровень его брутальности с примесью темного очарования. Мужчина красив, но не картинно, а в какой-то диковатой манере. Он похож на современного викинга: темно-русые волосы коротко подстрижены по бокам, а посередине головы длиннее и собраны в небрежный пучок на макушке; глаза почти черные, с томной поволокой, над которыми нависают густые брови. В левом ухе у него поблескивает серьга-колечко. Но самое примечательное в его внешности – это борода, красивая, ухоженная борода. Готова поспорить, что он завсегдатай барбершопа. Мне никогда не нравились мужчины с растительностью на лице, но должна признать, что этому представителю сильного пола она несомненно идет, хоть и визуально прибавляет ему годы. Что-то подсказывает мне, что он моложе того возраста, на который выглядит.
Когда мой увлеченный взгляд скользит по фигуре мужчины, я подмечаю выступающие, бугрящиеся мышцы рук и груди, прикрытые простой белоснежной футболкой. Его длинные, крепкие ноги облачены в светло-голубые, надорванные в районе колен и подогнутые снизу джинсы. Завершают этот свободный образ ослепительно белые кроссовки – в тон футболке.
Не знаю, как долго я созерцала сей одушевленный сосуд тестостерона, но в какой-то момент он откашливается, возвращая мое внимание к нашей стычке. Я моргаю и пытаюсь быстро вспомнить, на каком моменте мы застопорились.
– Я не педофил, если вам еще интересно это знать, – взгляд мужчины зациклен на моих глазах, но на секунду он опускается на губы, которые я плотно сжимаю. Рефлекторно размыкаю их и облизываю. Замечаю, как его зрачки расширяются. Он сглатывает слюну, так что его кадык дергается. Не понимаю, почему, но это кажется мне дико сексуальным. Да уж, нашла я время и место для таких наблюдений…
Я упираю руки в бока и жду дальнейших объяснений.
– Меня зовут Руслан, и я – профессиональный фотограф, – продолжает мужчина своим хрипловатым баритоном и достает из заднего кармана джинсов визитную карточку. Я, не задумываясь, принимаю ее из его рук и слегка вздрагиваю от мимолетного тактильного контакта наших пальцев, – Я просто снимал летний парк и наткнулся на вашу дочь, играющую на площадке… Она действительно очень красивая и фотогеничная девочка, вот я и… ну… немного увлекся, – он пожимает плечами.
Я склоняю голову, словно слушаю несуразный лепет малого ребенка. Руслан смотрит на меня в упор, сдерживая улыбку. Где-то, на уровне бессознательного, мне хочется, чтобы он снова продемонстрировал эти свои треклятые ямочки. Не могу понять, что его так развлекает в этой ситуации, но совсем не разделяю такой позитивный настрой.
– Это не оправдывает вашего поступка, – говорю ему, придавая своему голосу максимум серьезности и назидательности.
– Я приношу вам свои глубочайшие извинения. Не имел ни малейшего намерения задеть ваши материнские чувства, – с нарочитой вежливостью выдает Руслан, а потом его глаза прогуливаются от моего лица по моей фигуре в простом платье-рубашке
У меня резко слабеют ноги, потому что Руслан расплывается в умопомрачительной улыбке, которой можно растопить Антарктиду. Я глубоко вздыхаю, чтобы вернуть себе самообладание. Это безумие какое-то: он даже совершенно не в моем вкусе, но как-то очень странно действует на мое предательское тело, которое само по себе приходит в бурный восторг от мужского взгляда – того, который имеет легкую хитринку и хищнический оттенок. Это заставляет мою кровь разгоняться по венам, и я уже совершенно не обращаю внимания на происходящее вокруг.
Наконец, вынырнув из недолгого оцепенения, я говорю так твердо, как только способна в этом одурманенном состоянии:
– Спасибо за комплимент, но не приближайтесь больше к моей дочери.
Руслан однобоко ухмыляется.
– А к вам? – его слова сквозят двойным смыслом, а во взгляде плещется шаловливость.
Я сужаю глаза на него и произношу зловещим шепотом:
– А ко мне – тем более.
Бросив ему эту фразу, я выразительно разворачиваюсь и ухожу от самонадеянного мужчины-викинга, покачивая бедрами и цокая каблуками по асфальту. Моя задница горит от ощущения его пламенного взгляда на ней.
В руке у меня все еще зажата его визитка. Я бездумно засовываю ее в карман платья.
Несколько лет назад
Постепенно наша с Александром семейная жизнь вошла в спокойный, размеренный ритм. Саша еще перед свадьбой потребовал от меня отказаться от всех карьерных амбиций и целиком и полностью положиться на него и посвятить себя семье. Вообще-то, за несколько месяцев до знакомства с ним я получила диплом по специальности «кондитер» и имела в планах работать в этой сфере, потому что страстно любила печь и стряпать. Но мои профессиональные замыслы уступили место беззаветной любви к этому мужчине, и я согласилась стать хранительницей домашнего очага. Этим я и занималась после замужества, отчаянно стараясь быть Саше хорошей женой.
А в один из дней моя счастливая реальность разрушилась, как карточный домик. До меня стали доходить слухи – слухи о том, что Александр мне не верен. Я не хотела верить этому. Но прямо накануне нашей первой годовщины я прижала его к стенке прямым вопросом. Меня как обухом по голове ударили, когда Саша, в конце концов, признался в своем прегрешении: мол, да, было дело раз или два, очень виноват, но, умоляю, прости, это больше не повторится, клянусь. И выглядел он при этом таким искренне поверженным своим собственным поступком.
Эта новость придавила меня, как наковальня. Словами не описать, как мне было больно. Ощущение было такое, словно мое сердце вырвали из груди, распотрошили на мелкие кусочки и пустили по ветру. Мне хотелось собрать вещи и уйти от него немедленно, но возвращаться, как побитая собака, к родителям я тоже не могла. Я была совершенно дезориентирована и проплакала всю ночь напролет, заперев себя в нашей спальне и рискуя утонуть в собственных слезах. Саша пытался возобновить разговор, что-то бормотал через закрытую дверь. Но я не могла найти в себе силы снова посмотреть на человека, который так безжалостно предал меня. Так я и уснула – со слезами на глазах.