Грешница и кающаяся. Часть II
Шрифт:
Лицо Эбергарда осветилось радостью при мысли о том, что ему представился новый случай осчастливить хотя бы часть своих соотечественников, которые в Европе обречены были на нужду и лишения; возросшие доходы давали. ему возможность заботиться о ближних своих. Донесения доктора Вильгельми, банкира Армана, художника Вильденбрука и многих других, последовавших их примеру, свидетельствовали князю, что дела идут успешно и капиталы его повсюду употребляются для улучшения благосостояния рабочих; такие известия приносили ему глубокое удовлетворение, и он не считался с затратами на эти благородные цели.
Вдруг
— Что скажешь? — спросил князь.— Ты так серьезен, будто собираешься сообщить мне важное известие.
— Сандок имеет сообщить важное известие,— со значительностью отвечал негр.
— Ты, кажется, намерен что-то предпринять?
— Масса, Сандок пришел просить позволения уехать на один день и одну ночь.
— И куда же ты собрался?.
— В Гавр, на «Германию».
— Тебе, я вижу, не сидится в Париже. Еще не время готовить «Германию» к отплытию, подожди несколько дней.
— Дорог каждый час, масса! Сегодня Фукс будет уже в Гавре, завтра — на море.
— Фукс? Кто это сказал тебе?
— Графиня в Ангулемском дворце.
Князь взглянул на негра с явным неудовольствием.
— Это мне не нравится, Сандок,— произнес он,— что ты делал в том дворце?
— Извините, масса! Графиня просила Сандока явиться к ней ночью за очень важным известием; Сандок пошел.
— И графиня сообщила тебе, что Фукс намеревается бежать?
— И ему удастся бежать, если Сандок не сможет помешать этому. Фукс выманил у графини приказ для старшего помощника «Германии».
— Как, преступник для своего бегства хочет использовать «Германию»?
— Это хороший план: на «Германии» он в безопасности.
— Так я пошлю приказ в Гавр в течение суток не выпускать в море ни одного судна.
— В этом случае Фукс будет предупрежден и успеет скрыться; Сандок просит массу не посылать приказа в Гавр, Сандок сам поспешит на «Германию», спрячется и затем нападет на злодея Фукса.
— Понимаю… Смелость этого преступника изумляет меня: он решается на отчаянный шаг!
— И это ему удастся, масса, если Сандок не появится вовремя. Графиня подделала почерк массы, и подштурман «Германии» немедленно повезет Фукса в Лондон.
— Я чувствую, что это последний удар, который они приготовили мне. Поспеши расстроить планы негодяев и постарайся на этот раз захватить его. Будь осторожен, Сандок, я неохотно отпускаю тебя, так как предчувствую, что тебе будет трудно совладать с ним.
— О, Сандок силен! Сандок заранее радуется, что злодей Фукс попадет ему в руки! Сандок схватит хитрого злодея, погубившего маленького массу Иоганна, так сильно, что он не вырвется из его рук. Сандоку очень лестно, что масса поручает ему это дело,— сказал негр, и лицо его просияло от радости.— Масса может быть уверен, что Сандок не вернется без Фукса. Тогда масса покинет на «Германии» эту гадкую страну и возьмет с собой Сандока в Монте-Веро; о, это единственное желание Сандока!
— Верю тебе, мой преданный Сандок, я тоже испытываю сильное желание поскорей увидеть Монте-Веро! Скоро мы отправимся туда, и для всех нас настанет счастливое время. Существует мнение, что вы, негры, неблагодарны, фальшивы и ненадежны!
— О великий масса! Сандок готов пожертвовать своей жизнью для массы и его прекрасной дочери! Все будет хорошо, и мы снова увидим дивные края Монте-Веро! О, это придает мне бодрости! И кормчий Мартин будет называть -«братом Сандоком» бедного негра, ставшего человеком по милости массы!
Эбергард улыбнулся словам негра, понимая, что они вырвались у него из самого сердца. Он протянул верному слуге руку, прощаясь с ним; мелькнуло опасение, что он видит негра последний раз, но он не мог отказать Сандоку в его просьбе.
Когда Сандок удалился, князь направился в покои Маргариты.
Дочь Эбергарда принадлежала к тем людям, которые, перенеся тяжелые страдания, тем не менее сохраняют любовь к ближним и сердечную доброту. Один только вид ее производил на всех приятное впечатление, каждое слово молодой женщины, каждое движение проникнуто было доброжелательностью. Цель ее жизни, казалось, состояла в том, чтобы сделать всех окружающих счастливыми.
Жозефина, ее дочь, превратилась в очаровательную девушку; лицом и фигурой она очень напоминала свою мать, которая, несмотря на пережитое, сохранила прежнюю красоту.
Черты лица Жозефины напоминали также Вольдемара! Когда Маргарита смотрела иногда на спящую дочь, перед ней возникал образ принца — возлюбленного, которому она принадлежала навеки, хотя и была разлучена с ним!
В такие минуты она наклонялась и тихо прикасалась губами к разрумянившимся во сне ланитам девушки, которая и не подозревала, что мать в слезах стоит над ее постелью.
— Увижу ли я тебя когда-нибудь? — шептала Маргарита.— Удастся ли тебе сдержать свою клятву, мой Вольдемар? В этот час, когда меня никто не видит и не слышит, я могу высказать то, о чем не подозревает даже мой отец. Без тебя я не знаю счастья на земле! Жизнь без тебя безрадостна, я бедна при всем богатстве и роскоши, которые меня окружают, одинока и покинута даже в роскошном особняке моего отца. С тех пор, как я узнала, что ты любишь меня, что любовь твоя вечно будет принадлежать мне, у меня только одно желание, одна молитва: Бог да пошлет тебя мне, да соединит нас с тобой!
Эти задушевные слова Маргарита могла произнести лишь глубокой ночью, стоя на коленях перед постелью Жозефины.
Эбергард знал о сокровенном желании своей дочери, видел тайную грусть на ее лице, но превозмогал себя и молчал. Он сказал принцу свое слово и был убежден, что Маргарита не найдет с ним счастья.
Войдя в покои, он застал в обществе Маргариты и Жозефины молодого графа Рамиро де Тэба, пришедшего проститься с ними. Служба призывала его в Мадрид, но он не мог оставить Париж, не побывав еще раз у князя Монте-Веро и не простившись с Жозефиной и ее матерью, к которым успел горячо привязаться. Читатель помнит о той горячей симпатии, которую Эбергард питал к молодому графу.