Грешница по контракту
Шрифт:
— Дэн, нас могут увидеть, — говорю, мечтая лишь об одном как можно скорее оказаться в спальне, в объятиях любимого хозяина.
— Ну и пусть видят. Меня это совсем не напрягает. Или ты снова будешь играть в недотрогу? Не выйдет, я теперь имею полный, безграничный контракт на твои тело и душу. Или опять будут какие-то возражения? — смеется он, но руку убирает.
— Дэн, прекрати, это невозможно. Или ты хочешь, чтобы я набросилась на тебя, прямо здесь.
— О да, детка, я хочу этого больше всего на свете, — хрипит Дэн, проникая
— Не останавливайся, — шепчу, но он с усмешкой отдергивает руку, и одергивает задравшуюся блузку — Я тебя трахну, Китти, но, чуть позже. Хочу, чтобы ты извивалась и кричала, подо мной, умоляя о пощаде — шепчет он, улыбаясь, словно чеширский кот.
Я едва не стону от разочарования, но проследив, его взгляд расплываюсь в улыбке. Глаша медленно идет к нам навстречу, счастливо улыбаясь.
— Катерина Павловна, Коленьке есть пора, — говорит она, протягивая мне смешного бутуза. Он тяжелый уже, наш сыночек, самый красивый на свете мальчик. Колюшка тянет к отцу ручонки. Денис улыбается и делает неосознанное движение навстречу, но я перехватываю малыша.
— Иди ко мне, солнышко. Папе пока нельзя поднимать на руки таких больших мальчиков, — смеюсь, разглядывая сердито оттопыреную губку. Еще чуть- чуть, и мое сокровище разразится трубным ревом, не получив желаемого.
— Ты, все-таки несносная, — тихо говорит Дэн, гладя сына по легкому пушку льняных волос. — Непослушная, маленькая куколка. Наша мама, самое упрямое существо на свете, — говорит он сыну.
— Кстати, ваша мама, сказала, что ей надоело лежать, — Глаша сияет. У нее вновь появился смысл жизни.
Мы перевезли маму из клиники, и она пошла на поправку, вопреки прогнозам всех врачей. — Я ей вязание отнесла, ей полезно, думаю. И Коленька от нее ни на шаг не отходит.
— Так, а ну разойдитесь, женщины. Смотри сын, что я покажу тебе, — говорит Дэн, и тяжело ступая, идет по дорожке. Я, замерев, смотрю на моего мужчину, который делает первые самостоятельные шаги. Впервые за год. С тех пор, как мы вырвались из ада. Мы не вспоминаем. Слишком страшно.
— Ну, наконец — то. А то я думал, мне одному придется работать, чтобы прокормить нашу ораву, — слышу я смеющийся голос, и веселый смех Коленьки, который до безумия обожает своего дядю. Давид, к слову сказать, души не чает в любимом племяннике, и безмерно его балует.
— Смотри, не урони, обалдуй, — хмурится Глаша, готовая в любой момент выхватить своего воспитанника из рук Давида, который тискает нашего малыша, и легонько его подбрасывает.
Он больше не похож на себя бывшего. Иногда замирает, и глядя в одну точку, начинает раскачиваться, кричит по ночам. Раны телесные затягиваются, но душевные раны так и живут внутри, их ничем не вытравить. Давид не помнит, мозг стер страшные воспоминания, оставив в его сердце незаживающие ссадины.
— Ничего, тебе полезно, — ехидно говорит Дэн, задумчиво глядя
Единственного оставшегося в живых, из его семьи.
— Жаль, что папа с мамой так и не увидели внука, — сказал он лишь однажды, и больше никогда не говорил о них в прошедшем времени.
Я смотрю, как Глаша несет моего сына в сторону дома, и чувствую руки Дэна, обвивающие мою талию.
— Тебе не кажется, что нужно это отметить? — шепчет он, обдавая меня горячим дыханием, — а ну, быстро в спальню. А то я за себя не ручаюсь. Возьму тебя прямо здесь, если ты опять не будешь слушаться, детка.
— Я буду самой послушной на свете, хозяин, — отвечаю я, — только давай, я все-таки довезу тебя туда на коляске.
— Не дождешься. Хотя, если вам, моя госпожа, нравятся ролевые игры, я готов. Грешница и калека, звучит очень возбуждающе, тебе не кажется? — притворно рычит он, запечатывая поцелуем мои губы.
Я таю в его объятиях.
— Очень скоро, я наконец-то смогу тебя перенести через этот порог на руках. Мечтаю об этом с тех пор, как мы поженились. Мама моя очень этого хотела, чтобы были соблюдены все условности обещает он, а пока, давай уж, вези меня в гнездо порока, которое ты зовешь спальней.
Я люблю его. До безумия, космически. Мы стараемся не вспоминать, того, что с нами произошло. Год прошел с тех пор, как нам удалось вырваться из ада. Но порой тени прошлого оживают, будя нас по ночам, заставляя кричать от ужаса. Коленька родился в срок, огласив мир бодрым ревом.
— Дом ожил, — сказал Денис, когда мы вернулись из роддома, неся в руках сладко сопящего сына. Постепенно мы научились жить по-новому, не боясь и не оглядываясь каждую минуту. Но каждый раз, когда звонит телефон, я вздрагиваю.
— Я не могу жить без тебя Денис Горячев — шепчу я, счастливо прижимаясь к любимому мужу.
— Ты мое счастье — шепчет он, одним словом, разгоняя все мои страхи.
Дэн
— Денис Николаевич, с вами все в порядке? — спрашивает меня водитель. — Вы побледнели.
— Ничего, Володя все в порядке — отвечаю я, делая глубокий вдох.
Кабинет отца встречает меня тишиной. Здесь все так же, как было при его жизни. Фотографии на столе. Вот отец нежно обнимает маму, на одной из них. Хватаюсь рукой за галстучный узел. Мне, вдруг нечем дышать.
— Они живы, для нас, правда? — говорит Давид тихо, я даже не заметил его появления.
Не отвечаю, быстрым шагом покидаю отцовы пенаты. Мне нужен воздух. Володя распахивает передо мной дверцу автомобиля, но я игнорируя этот его жест, иду по улице, залитой ярким, солнечным светом, слегка прихрамывая. Хромота останется со мной на всю жизнь, как память о звере, истребившем почти всех тех, кто мне дорог.
— Сынок, дай червонец, трубы горят — откуда ни возьмись передо мной появляется грязный, замызганный мужик, и протягивает ко мне скрюченную пятерню.