Грешница
Шрифт:
— Ты не можешь здесь спать.
Тут он на время задумался, как бы ища, что добавить к этой спонтанной реплике. И в этот момент в голове у него возникла мысль, так же неожиданно, как из-за кулис на сцене появляется актер.
Она могла бы лечь с ним.
"Почему бы и нет, — думал он, — она же его жена.
Почему бы и нет, — продолжал он размышлять, — еще раз она не забеременеет".
«Почему бы и нет, раз больше никого нет».
«Почему бы и нет, в самом деле»., — Тебе ведь нужна чистая комната, — как бы объясняя
— Я уберу все с кровати. В последнее время я могу уснуть, кажется, на чем угодно.
Он забыл о том, каким бесстрастным и.., жестоким он был все это время. Оттолкнувшись от двери, он двинулся к ней. Вечер начал принимать неожиданный оборот.
— Ты все еще сердишься? — Она наблюдала за его приближением с некоторым опасением.
— За это?
Она кивнула и вся напряглась. Он покачал головой и улыбнулся:
— Твой нрав будет пару дней поводом для сплетен у прислуги. Как насчет того, чтобы заново отделать комнату?
— Что это с тобой?
Он пожал плечами. В голове у него творилась такая неразбериха, что он не нашел достойного ответа. Она стояла перед ним, таким высоким, подняв голову, и лицо ее казалось ему лишь большими влажными глазами. Интересно, будут ли у ребенка такие же необыкновенно глубокие глаза? Он вдруг впервые осознал, что она сейчас вынашивает новую жизнь.
— Как ты себя чувствуешь? — едва слышно спросил он.
— Устала, — слабо улыбнулась она, — как обычно. — И если бы он вдруг стал утверждать, что пришел к ней и без ее буйно-настойчивого приглашения, она бы не стала спорить. Она, действительно, устала; И не только физически, но и морально. Последние несколько недель напоминали настоящую войну. Сейчас же Синджин предлагал временное перемирие — о большем она и мечтать не могла.
— Я найду тебе ночлег получше, — сказал он, сначала прикоснувшись к ее плечу, чтобы не испугать, а затем, стараясь причинять как можно меньше беспокойства плечу, взял ее на руки.
— Хм, а ты не стала тяжелее.
— Немножко. Я, по-моему, только и делаю, что сплю. И прости меня за все это. — Она сделала неопределенный жест рукой, означавший, видимо, царивший в комнате беспорядок.
«Как его жена, пользуясь лишь его именем, она, наверное, могла бы получать кое-какие деньги, — подумал он, — хотя он ведь не подписывал брачного соглашения, так что на нее не записано ни имущества, ни денег». Возможно, она все еще была бедна.
— Не надо извинений. Я не должен был быть столь деспотичным. Тебе нужно что-нибудь?
— Моя расческа, — сказала она, и он поднес ее к бюро, на котором, кроме расчески и зеркала, ничего не осталось.
— Ты суеверна.
Она лишь печально улыбнулась.
И тут он заметил, что ни одно зеркало в комнате не было разбито. И когда он вновь посмотрел на нее, его глаза были такими же теплыми, как раньше.
— Завтра что-нибудь придумаем, — сказал он.
— Должно быть, лесные феи
Ему не хотелось портить ей настроение, к тому же он вспомнил, что она и так часто плакала в последнее время. И он добавил:
— Да, ты чуть не сбежала.
И пока он нес ее вниз в свою спальню, он поймал себя на мысли, что рад этому.
Еще не зная, что делать, Синджин прошел через комнату к небольшому дивану напротив камина. Его терзали противоречивые чувства.
— Я, наверное, тяжелая ноша для тебя, — тихо заметила Челси.
Он тоже так думал, глядя на доброе личико той, что разбила всю его жизнь.
— Не такая уж и тяжелая. Пока, — пошутил он.
В комнате вдруг воцарилось молчание. Еще несколько нерешенных проблем разделяло их.
Он чувствовал себя подлецом из-за своего желания, несмотря на то что было между ними раньше.
Она же чувствовала себя в полной безопасности, сидя у него на коленях.
Молчание затягивалось. Никто не хотел начинать разговор первым.
— Я устала.
— Ты устала? — сказали они одновременно и рассмеялись.
— Я еще и проголодалась, — добавила Челси, — если ты не возражаешь.
Синджин едва не сказал: «Из-за чего же». Он был слишком увлечен тем, что теплое, мягкое, нежное существо сидело у него на коленях. Он вовремя спохватился и вместо этого произнес:
— Конечно, я не возражаю. Сейчас позвоним повару.
Небольшой импровизированный пикник, устроенный им посередине его кровати, помог возобновить их дружбу. В этот вечер Челси наслаждалась вареными яйцами под соусом, холодным пудингом и разогретыми пшеничными лепешками с кишмишем, запивая душистым хаттонским медом. К тому же она съела еще порядочную порцию бифштекса.
К удивлению Синджина, она съела еще два апельсина.
— Ну, дорогая, если твой аппетит не ослабнет, ребенок будет весить килограммов десять, не меньше.
— Разве это плохо? — ответила она, польщенная его вниманием. — Я ничего не могу с собой поделать.
Я постоянно голодна. Но мужчине этого не понять.
— Почему же нет? — Голос у него понизился на пол-октавы.
— Ты больше не сердишься? Перестал меня ненавидеть? — И, еще не договорив, она поняла совершенную ошибку.
Мужчины, она осознала это очень рано, не любят, когда их спрашивают о чувствах.
— Могу я взять свои слова обратно? — поспешила спросить она, пытаясь, улыбнуться.
— Будь так любезна.
Она оказалась права. У него не было ни малейшего желания отвечать. Он вздохнул, откинулся на спинку кровати, провел рукой по своему подбородку и произнес:
— Я не знаю, что чувствую, но мне приятно, что ты больше не плачешь и что ты сейчас со мною.
— А мне приятно, что твоя рука выздоравливает. А сейчас, когда мы обменялись любезностями, позволь мне вытереть у тебя со щеки кровь, она опять пошла.