Грешник. Вернуть бывшую
Шрифт:
Но тут все херово! Да, я начал сомневаться в Лере, потому что факты, доказательства ее измены были перед глазами. Плюс тест, который показывал, что я бесплоден.
И да, это была подстава. Подстава от моих же близких, родных мне людей, которым, оказывается, всегда было срать на наш с Лерой брак, хоть и вели себя как ангелы. Да только жаль, поздно очухался, когда сам же все собственными руками угробил. Ни единого шанса объясниться не дал!
А потом Лера ушла из моего дома окончательно, и вот тогда начали сомнения грызть изнутри. Сообщения прекратились. Лера сняла квартиру в каком-то
Мама то и дело повторяла: «Лера». Я знал, как она любит мою жену, но, черт подери, после того как мама перенесла инфаркт, я думал, что всему причиной младшая сестра, которая рассказала об измене Леры. Она как-то проболталась, что снимки нашла в нашей комнате и матери показала. Но я и тут ошибся. Да, она рассказала все и даже фотки показала, но эти фотки были у нее гораздо раньше, чем у меня.
Пора принять факт: я лоханулся. Почта до сих пор заполнена сообщениями, где то и дело вижу Макса с Лерой. Давно, до всех тех снимков, мозги мне выносили, но я не верил, пока собственными глазами распечатки не увидел. И их в обнимку на фотографии.
Да, этого было достаточно, чтобы я начал сомневаться в своей жене. Было достаточно, чтобы угробил счастливый брак. Достаточно, чтобы я поступил, как последний кретин, и послал к черту Леру, которую добивался с огромным трудом. Никогда меня близко не подпускала, не доверяла. Но в один день все изменилось, и с того самого дня я был самым счастливым мужчиной.
А сейчас я все потерял по своей же ошибке…
— Мой сын, Лера.
Так и хочется впиться в губы, почувствовать их вкус, по которому дико соскучился. Но она внезапно и в то же время ожидаемо дает мне пощечину.
— Отошел от меня! Я сказала, отошел, Рамиль! И не лапай ты мой живот! Пошел вон!
Я нехотя отстраняюсь, кладу цветок на тумбочку. Она любит белые розы. Помню, когда с огромными букетами приходил, Лера никогда не принимала их. Одну-единственную забирала, и все.
Да, знаю, что ей сейчас не до роз. Да и не горит желанием разговаривать со мной. Но я должен как-то начать… Сколько еще буду так следить за каждым ее шагом? Сколько буду рычать от злости, когда на нее будут пялиться другие? Не могу я смириться. Пусть бьет, обзывает. Пусть делает все, что сердце ее пожелает, но ради ребенка она будет вынуждена принять меня. Точнее, просто подпустит ближе. Я имею точно такое же право на сына, как и Лера!
— Ты моего ребенка отродьем назвал! Забыл?! А меня продажной бабой! Какого черта теперь приперся и права тут мне качаешь? Кто ты такой? Ты сам от нас отказался!
Лера повышает голос. Никогда не чувствовал себя куском дерьма и такого обращения к себе не видел с ее стороны. А сейчас… Да, я понимаю, что сам виноват. Заслужил. Но… Черт, я тупо не знаю, что сказать, дабы она успокоилась.
— Не кричи, — поднимаю руки вверх, жестом показывая, мол, сдаюсь. — Успокойся. Все, я отхожу.
— Вон иди из моего дома, Рамиль! — она начинает
Готова убить меня собственными руками. Ну что ж, Черный, заслужил. И еще раз заслужил! Идиот! А теперь на тебе — умоляй, на колени вставай. Но и это не поможет. Если много лет назад я еле уговорил ее дать мне шанс, то сейчас хрен мне.
Дважды идиот!
— Уйду. Но ты же понимаешь, что этого разговора тебе не избежать? — говорю осторожно и настолько тихо, что сам еле слышу.
— Рамиль! НЕ БУДЕТ. НИКАКОГО. РАЗГОВОРА! — проговаривает сквозь стиснутые зубы. — Уходи! — кричит. — Уходи, Рамиль! — чуть тише.
Насильно мил не будешь. Знаю я Леру — упертая и упрямая. Если чего-то не хочет, то хрен убедишь в обратном.
— Завтра утром буду здесь, Лер. В любом случае встретимся. И обсудим каждую мелочь.
— Черт бы тебя побрал! — и снова пощечина, следом еще одна. А потом кулаками бьет в грудь, но я хватаю ее за запястья и осторожно прижимаю к себе.
— Заслужил. Да. Всего лишь один разговор. Хочу объясниться.
— Отпусти меня, — шипит от злости. — Я тоже хотела объясниться. Но ты меня вышвырнул. Чего ты добивался? Даже животное не возвращается туда, откуда его выкинули. Думал, я буду умолять? Нахрен мне твои деньги, твоя квартира не сдались. Нахрен ты мне не сдался! Нет у тебя никакого ребенка! Нет! Он не твой, и точка! Пошел вон!
Медленно отпускаю и окончательно отстраняюсь. Нет смысла тут оставаться — ничего не добьюсь. Остынет, потом как-нибудь…
— Ухожу, — открываю дверь и покидаю квартиру. — Завтра, Лера. Завтра.
Открываю дверь внедорожника, сажусь за руль. Знаю Леру, не будет она со мной ни о чем разговаривать. Сегодня выгнала, завтра еще хуже сделает. Уж очень хорошо я ее знаю, но почему-то, как последний мудак, поступил с ней. Хоть и чувствовал, что она не из тех, кто способен мужу изменить. Нож в спину вонзить.
Зря я вообще в тот проклятый день о женитьбе заговорил. Ведь заметил боль в ее глазах. Заметил, как она побледнела, но все же нос выше подняла. Гордость. Никогда ни перед кем не унижалась. Даже тогда, когда абсолютно ни с чем мой дом покинула.
Возвращаясь из Москвы, радовался, что врага убрал наконец. Получил, сука, наказание за то, что мама моя инвалидом стала. Я ведь обещал ей отомстить. Сдержал обещание, но слово, данное Лере, верить ей и стоять за спиной, что бы там ни было, я не сдержал. И права она во всем. Не должна прощать такого идиота. Грешник я конченый. Чтоб меня!
Набираю номер друга, капитана Захарова, который по моей же просьбе в Питер приехал. Даже сестры мои расплатятся за угробленную семью, но сначала нужно самому расплатиться. Самый огромный виновник я сам.
— Ты где?
— У себя. Приедешь?
— Да, — проговариваю сквозь стиснутые зубы, завожу автомобиль и жму на газ.
— Окей. Жду.
Майор ведь говорил: когда дело доходит до себя, когда чувствуешь себя преданным любимой, тогда голова вообще не соображает. Сгоряча рубишь с плеча, а чтобы очухаться, уйму времени тратишь. Вот тогда я смеялся над ним, сейчас же сам понимаю: моя ошибка гораздо больше и хуже, чем его. Такое не прощают!