Грешник
Шрифт:
Хмыкаю. Для своего возраста Эмма достаточно смышлёная, но очевидно, что её образованием никто особо не занимался. Ходила ли она вообще в школу? Если да, то до какого времени? Вряд ли в последние месяцы она совмещала школьные занятия и воровство на улицах.
Пока мы идём, я задаю Эмме вопросы. На какие-то она отвечает охотно, а на какие-то – нет. И вопрос об образовании определённо входит в разряд неприятных для неё.
– Так ты ходишь в школу?
– Последние пять лет – нет, – бурчит она, и я вижу, что её настроение портится. – После смерти родителей дядя Эрик забрал
– Ужасно.
– Да, так и было. Зато до меня сразу дошло, что он не шутил.
– Вчера я видела… – заминаюсь, не зная, как поделикатнее спросить о побоях.
– Синяки, да. Уже проходят.
– И за что он с тобой так на этот раз?
– Обычно за мной следил кто-то из его работников, так что не было возможности купить себе что-то или припрятать украденное. Но бывали дни, когда никто не таскался за мной. На прошлой неделе в один из таких дней я прикарманила немного денег. Но дядя Эрик всё равно узнал и взбесился. Теперь больше не рискую. Ой… ну, в смысле, после этого я больше так не делала. Приносила всё до цента и ничего не тратила.
Даже не знаю, как это комментировать. Сказать «я сочувствую», «понимаю»? Как по мне, это банально, пошло и как-то обезличено. Я никогда не смогу этого понять, так как не имею подобного опыта.
– Он был скотиной, – почти рычу, сжимая кулаки.
– А то! Дядя там не один такой. Твой Дерек правильно сделал, что стёр их в порошок. Я сама много раз хотела устроить поджог, но боялась, что меня поймают и сделают из меня фарш. Повезло, что я вас обокрала, – выдаёт она с грустной улыбкой, но тут же спохватывается и восклицает: – Конечно, мне очень жаль! Если бы не дядя Эрик, я бы никогда…
– Знаю. Не переживай об этом, – киваю ей и улыбаюсь, чтобы развеять её сомнения. – Где ты раньше жила, Эмма?
– Мы жили в Чикаго. А ты где живёшь?
– В Нью-Йорке.
– Скоро обратно?
– Сегодня ночью.
– О…
Эмма ещё больше мрачнеет и замолкает. Укладкой изучаю её профиль. Она и сейчас очень симпатичная, а когда вырастет и вовсе станет красавицей.
– Иногда я скучаю по снегу, – негромко произносит Эмма. – Ну, знаешь… Рождество и всё такое, – она вздыхает. – У нас дома никогда не было ёлки, и я бегала на площадь. Смотрела, как сверкают гирлянды. Было холодно. Пару раз я ходила в торговый центр, но охранники меня выгоняли. Наверное, думали, что я бездомная воровка. Меня и сейчас гоняют. Даже внутрь зайти не дают. Уверена, что нас пустят?
– Пустят.
Эмма хмыкает, явно не веря мне.
– Почему твои родители не праздновали Рождество?
– Им было пофиг. Кроме дозы их ничего не интересовало, это я теперь понимаю. Тогда думала, что им просто не повезло, поэтому мы нищие. Но всё было не так. Все деньги они спускали на наркоту. Оба умерли от передозировки. Мы жили в трущобах. Соцработники наведывались к нам, меня даже хотели забрать, но так и не забрали. Все вещи для меня привозили они же. Когда пришло время, меня определили
– Мне жаль, Эмма.
Она кивает. Хочет ещё что-то сказать, но качает головой и снова погружается в молчание. Больше не достаю её расспросами, и оставшийся путь мы преодолеваем молча. И лишь когда заходим в торговый центр, Эмма восклицает:
– Ух ты!
И замирает с открытым ртом.
– Красотааа… – шепчет она через несколько секунд и начинает жадно озираться. – В какой отдел мы пойдём?
– Выбирай.
– Ооо… я… Давай лучше ты.
Её щёки вспыхивают. То ли от новых впечатлений, то ли от того, что Эмма пока не чувствует себя частью всего этого, но отчаянно хочет влиться.
– Как ты смотришь на то, чтобы примерить пару платьев?
– Не, – она морщит хорошенький носик. – Хочу джинсы.
– Джинсы купим, разумеется. И блузки. Или футболки? Хотя пока лучше что-то с длинными рукавами, – уточняю, вспоминая о том, что под её толстовкой скрыты синяки, потом опускаю взгляд на её задрипанные кроссовки. – С обувью тоже нужно разобраться. Вижу, ты любишь спортивный стиль, значит, подберём что-то удобное. Но платье ты всё равно примеришь. Тебе понравится, обещаю. А после найдём какой-нибудь классный ресторанчик и вкусно пообедаем.
Улыбаюсь, возвращая взгляд на её лицо, и улыбка тут же гаснет.
– Эмма, что случилось?
Она открывает рот, чтобы ответить, но вместо слов оттуда вырывается громкий всхлип. Её подбородок дрожит, губы дёргаются, а в следующую секунду из глаз брызжет самый настоящий водопад. Эмма ревёт чуть ли не навзрыд, и в первые несколько секунд я цепенею. Затем мысленно отвешиваю себе подзатыльник, опускаюсь рядом с ней на корточки, беру её за руки и привлекаю к себе.
– Что тебя так расстроило, милая?
– З-зачем… всё это? – шепчет она сквозь всхлипы. – Ты улетаешь сегодня. Никто никогда не был добр со мной. Я привыкла. А ты будто специально дразнишь этим. Зачем?
Бедная девочка… Отстраняюсь и заглядываю ей в глаза.
– Да, мы улетаем сегодня и хотим, чтобы ты полетела с нами. Ты полетишь с нами в Нью-Йорк?
Эмма часто моргает, потом хмурится.
– Это прикол такой?
– Нет. Если ты решишь полететь с нами, мы будем рады.
– Но как же… У меня документов нет. Дядя Эрик держал их в сейфе, а код я не знаю, поэтому не смогла забрать.
– Дерек всё решит. Если ты, конечно, хочешь.
Она молчит, обдумывая моё предложение, а через пару минут медленно кивает.
– Он крутой, да?
– Есть такое, – усмехаюсь. – И мой тебе совет: никогда, ни при каких обстоятельствах не перечь ему и не зли.
– Полное послушание?
Её брови вновь сводятся к переносице.
– И да, и нет. Если Дерека гладить против шерсти, он становится самым настоящим монстром. Но стоит применить ласку и женскую хитрость – и ты получишь самого лучшего мужчину.