Грешники в раю (Любить и беречь)
Шрифт:
– Я не должен даже целовать тебя. Тебе и делать ничего не надо – ты просто ходячий соблазн.
Энни не спорила, даже не ответила; она знала, что он сейчас ее поцелует.
– А главное чудо в том, что ты даже представить себе не можешь, о чем речь. Но потом, потом…
– Когда пройдет потрясение.
– Верно. Ты никогда не спорила со мной об этом. Знаешь, как я тебе благодарен?
– Как ты думаешь, почему я не стала спорить?
Он улыбнулся, но не отклонился от своей темы.
– Я не знаю, чем я заслужил тебя. Милая Энни, я люблю
Он наклонился к ней и нежно поцеловал в губы. Ей нравилось ощущать его теплое дыхание на своей щеке, она касалась теплой кожи у него на шее под воротником. Его руки легко-легко скользили по ее спине. Они целовались все жарче, их охватила неудержимая страсть. Ее дыхание ускорилось, его руки крепче сжались вокруг ее талии. Она издала низкий горловой звук, стон удовольствия, прозвучавший как предупреждение. Будь осторожен. Но медленное скольжение его языка заставило ее открыть рот шире, приветствуя его, упиваясь его вкусом. Она прижалась теснее, желая ощущать грудью его твердую грудь, желая еще большего. Осторожнее. Горячий, влажный поцелуй становился все самозабвеннее, Энни стремительно теряла самообладание. Нельзя! Она с трудом отвернулась, задрожав, когда его теплый открытый рот скользил вдоль линии ее скулы.
– Это испытание характера, – проговорил он, прижимаясь губами к ее шее. – Мы пока можем не останавливаться.
Только теперь она заметила, что стоит, вцепившись обеими руками в рукава его сорочки. Разжав пальцы, она разгладила хлопковую ткань сорочки на его мускулистых плечах.
– Это не испытание характера, – сказала она, задыхаясь. – Кристи, это пытка.
Прижавшись лбами, они хором возопили:
– Еще три недели!
Затем жалобно застонали.
Потом они пошли домой, обнявшись. Добравшись до перекрестка, они остановились, оттягивая время расставания, как только можно. Их тайником был дуплистый каштан в нескольких футах от дороги, стоявший посреди кустарника.
– Я оставил кое-что для тебя, – сказал Кристи, пока они стояли на тропинке.
– Правда? Я давно не заглядывала из-за дождя. Это письмо?
– Нет, просто пустяк. Правда, – принялся уверять ее Кристи, увидев, как она переживает, что не взяла сразу его подарок, – ничего особенного. Не ходи, трава мокрая. Я сам достану.
Энни ждала, пока он прокладывал путь в кустах. Им нужно было подыскать новый тайник, подумала она, заметив, что они уже успели протоптать тропинку. Кристи нагнулся, чтобы достать что-то из дупла; она заметила только, как мелькнуло что-то желтое, до того как он спрятал это за спиной и с виноватым видом вернулся на дорожку.
– Ничего особенного, – повторил он, встав перед ней. – Не стоило и беспокоиться.
– Давай посмотрим.
Она протянула руку, и он показал свой подарок: жалкий, мокрый, увядший букет анемонов. Она засмеялась над Кристи и его глупыми цветами, но дыхание пресеклось у нее в горле, ее охватило сильное чувство.
– Ты приходил под дождем, чтобы оставить их для меня?
Он
– У меня был зонт.
– О Боже, я должна поцеловать тебя прямо сейчас. Я непременно должна это сделать. Куда нам пойти?
Единственным подходящим местом была опушка дубовой рощи в двадцати ярдах от них, где начинался парк Линтон-холла. Сдерживая смех, они быстро пошли по дороге, стараясь не бежать. Бросив вокруг взгляд, чтобы убедиться, что кругом ни души, они углубились в лес, чувствуя себя браконьерами. Под ногами хрустели сухие ветки. Лес не был густым, им пришлось далеко зайти, чтобы деревья заслонили их от дороги.
Все еще сжимая в руках злосчастные цветы, Энни дала себя обнять со смехом и вздохом.
– Я совсем без ума от тебя, – сказала она, покрывая нежными поцелуями его лицо. – Ты заставил меня почувствовать себя молоденькой девушкой. Молоденькой дурочкой, витающей в облаках.
– Ты сама во всем виновата. Стащила с меня мое достоинство, как кожуру с банана. А ведь я священнослужитель…
Она поцеловала его, чтобы заставить замолчать, и они сразу оказались у опасной черты, откуда только что с трудом отошли.
– Это необходимо прекратить, – сказала Энни с наигранной твердостью, хотя сама это начала.
– Пока еще нет.
– Хорошо.
Она перестала сопротивляться себе, позволила ему делать, что он хочет, оставляя все на его усмотрение. О, болезненная сладость! Глубокие, жадные поцелуи, нежные и настойчивые прикосновения, шепот любви и желания. Но вот, внезапно, Кристи застыл. Ну, хорошо, подумала Энни, колеблясь между разочарованием и безнадежностью, это должно кончиться, не так ли? Она отклонилась, чтобы сказать ему это, и увидела его лицо. Он был бледен от ужаса и смотрел мимо нее, не отрываясь. В панике отскочив, она обернулась.
Кто-то наблюдал за ними.
– Святая Богоматерь, – выдохнула Энни. Это была миссис Уйди. Она была совершенно голой.
Кристи пришел в себя первым.
– Найди ее одежду, Энни.
С этими словами он тихо пошел мимо нее к пожилой леди осторожными шагами, стараясь не напугать ее. Но она все сильнее съеживалась, пока он подходил; когда он добрался до нее, она присела на четвереньки в сырой листве, глядя на него со страхом.
– Ты слишком большой, – закричала она, отшатнувшись.
Ее волосы выбились из пучка на затылке, длинная седая прядь свешивалась до маленьких увядших грудей. Кристи опустился на колени рядом с ней. Когда он положил руку ей на плечо, она упала на бок, подтянув колени к животу, обхватив их костлявыми руками.
– Энни, – сказал он опять, и она наконец очнулась.
Отойдя с колотящимся сердцем на несколько шагов, она нашла белую фланелевую ночную рубашку и один ковровый шлепанец. Она прошла немного в сторону дороги, и что-то красное бросилось ей в глаза, оно свисало с ветки дерева. Оказалось, это нарядное платье, хотя большинство пуговиц было оторвано или висело на нитках. Она подобрала его и поспешила назад к Кристи.