Грешники. Внебрачная дочь

Николаева Елена

Задерживая дыхание, разглядываю открытые участки её изменившегося тела. Пальцами очерчиваю пупок. Дёргается, словно от разряда тока. Как и прежде, слишком чувствительная к прикосновениям.

— Посмотри на меня, — прошу осипшим голосом.

Анна послушно взмахивает ресницами, распахивает глаза. Встречаемся взглядами и я себя теряю. Хмельной и полный страсти взор мне в душу врывается. Ураганом. Переворачивает вверх дном моё напряжённое нутро.

— Если отпущу руки, больше не будешь лупить меня по лицу? — мелю чушь, чтобы

дать нам последний шанс опомниться. Чтобы она не жалела, прийдя в себя.

Не хочу её брать в безотчётном порыве, хоть инстинкты кричат об обратном. Бьют в барабаны. Выносят мозг.

— Буду… — отзывается негромким, задушенным голосом, — если снова выкинешь что-то подобное. Хотя нет, я просто тебя убью. И все мои страдания прекратятся в один миг.

Дыхание у обоих частит, как после скоростного забега. Лёгкие работают на максимум, трахеи выдают простуженные хрипящие звуки. От её близости меня нереально штормит. Разбивает дрожью, расщепляет на мелкие атомы.

— Ты больше не сможешь без меня, клянусь, — шумно выдыхаю, целуя её в плечо. Нежно прихватываю зубами ключицу. Облизываю кожу. Пахнет вкусно, спелыми фруктами. Вдыхаю её, насыщая кровь не только кислородом, ещё и хмелем.

Моя рука скользит по гладкому лобку. Ни единого волоска. Под пальцами нежнейший шёлк. Ревность тотчас же опаляет лёгкие жгучим огнём. Во мне просыпается собственник, яро протестующий против имеющегося соперника.

«Устранить!» — даю себе установку.

— Это ты так думаешь. Смогу. Я уже смогла… — всхлипывает, как только я останавливаюсь пальцами на клиторе. Несколько медленных кругов по чувствительной плоти вынуждают её тело забиться в толчкообразных судорогах.

— Не сможешь…

— У меня… на этот… счёт… другое мнение, Итан… — хватая воздух ртом, отрывисто выталкивает слова. Глаза закатывает. Влажные, припухшие от укусов губы, дрожат. Смотрю на них, предвкушая долгожданный момент.

— Ты кричала, что любишь. Не станешь же ты утверждать обратное?

Спустившись пальцами к влажному входу, поглаживаю набухшие складки. Растираю по губам вязкий сок. Его слишком много. Охренеть, как много. Пусть только попробует соврать, что не хочет меня!

— Я была в панике! Я до смерти напугалась, — жалкая попытка вырвать руки из моей хватки заканчивается провалом. Сжимаю крепче её запястья. Неотрывно смотрю в горящие жаждой глаза, разом считывая правдивую и ложную информацию. — У меня была истерика, — задыхаясь, облизывает губы. — Ты же адвокат. Должен понимать, что признания, полученные под давлением обстоятельств, не засчитываются. Боже, ты выбил из меня эту ложь своим безумным поступком!

— Ты не лгала, — заверяю, едва сдерживая улыбку.

— Лгала! Я тебе лгала!

Врушка. Самая очаровательная врушка. Краснеет. Всё ещё по уши в меня влюблена, но виду не подаёт. Этим до одури возбуждает. Всё равно добьюсь своего. Я умею быть настойчивым.

— По

глазам вижу, что моя ты до сих пор. Злишься, но всё также принадлежишь мне. Душой и телом, Энни… — нагло погружаюсь пальцами в сердцевину. Лоно девочки горит и пульсирует, довольно туго сжимает мои пальцы. От этих ощущений член становится ещё тверже. Болезненней ощущается эрекция.

Дразню, совершая плавные движения. Уловив волну её наслаждения, погружаю пальцы до упора, сгибая их под нужным углом. Наградой служит глубокий протяжный стон, который я с удовольствием проглатываю, накрывая её губы своими. Целую с такой же жадностью, как пару минут назад. Трахаю её пальцами. Теперь жёстче. Быстрее. Резче. Минуты хватает, чтобы Царевна забилась подо мной в громком экстазе. Доводя её до пика, массирую клитор. Губы поочерёдно всасываю. Жадно вылизываю рот.

У самого от переизбытка тестостерона в ушах долбит пульс. Энни отвечает. С такой же бешеной страстью сплетает наши языки, «взлетает» и хрипнет от крика, содрогаясь в сладостных неконтролируемых судорогах.

Обнимаю её, зацеловываю лицо, губы, шею, грудь…

Блядь, как же хорошо с ней… Как вкусно она пахнет… Она моя женщина. Моя, блядь, и больше ничья…

Рассудок снова мутнеет. Автоматически отмечаю сладость на языке. Её соски сочатся, пахнут топленым сливочным маслом, то ли молоком. Такие же на вкус. Отпускаю запястья, сгребая её в объятия. Она обмякает в моих руках, пока я ласкаю грудь. Изголодался по ней. Прихватываю губами один из сосков. Языком обвожу. Дурею, как четыре года назад. В гроте. На пляже.

— Хочу тебя, Эн, — на секунду отрываюсь от любимого занятия, чтобы выразить желание вслух. — Я безумно соскучился по твоему телу. По тебе, Энни. Если бы ты только знала, как сильно я тебя хочу.

И снова втягиваю затвердевший камушек плоти в рот. Присасываюсь к нему, как оголодавший младенец. Зубами прихватываю. Рот наполняется сладкой жидкостью. Сглатываю. Стоит мне сдавить грудь и заторможенно отстраниться, как тёплая струйка брызгает мне в лицо. Несколько секунд туплю. Инстинктивно надавливаю на сосок ещё раз. Из него выходит пару капель молока. Из другого также. Это определённо молоко. Не могу же я быть конченым дебилом, чтобы этого не понять. И запах… который я только что уловил. Пусть слабый, но всё же он есть!

Откуда?

Что за…?

Аха… да этого не может быть. Бред какой-то. Она родила? Когда???

— Эн? — с вдохом загоняю в лёгкие кол. Сердце, слетев с катушек, приступает выламывать грудину. Замедленно перевожу на неё озадаченный взгляд, стирая с лица молочные брызги.

Мозг заторможенно возвращается к работе. По отрывкам выуживаю из него информацию. Раскладываю по полочкам:

Эн: «…У меня к тебе просьба. Больше никогда не вспоминай при мне отца Доминики. При ней, тем более. Всё давно в прошлом. И то, как он поступил… Такое не прощают…»