Грешники
Шрифт:
Объявили нашу остановку и мы снова вышли в промозглую ночь. Идём молча рядом, она держит меня под руку и на удивление не требует больше никаких подробностей, что на неё совсем не похоже. Видимо, задело её это "вроде тебя" сильнее, чем мне казалось.
— Больше ничего не спросишь? — решаю возобновить тему первый. Лучше договорить, чтобы не додумала чего не надо.
— А что спросить? — бурчит. — Любил ли ты её?
— Ну так спроси.
— Любил? — тормозит, заглядывая мне в глаза.
— Нет, не любил, — отвечаю честно, тоже остановившись.
— А зачем тогда?
— Чёрт
— И долго длилась ваша связь?
— Полгода.
— Полгода?! — она явно ошарашена. — Капец! И как вы умудрились так долго не спалиться, я не пойму!
— Это было не так сложно, из-за моих вечных командировок мы не слишком часто встречались. Сложнее было другое — в какой-то момент она с чего-то вдруг решила, что подобных встреч ей уже мало, захотела большего, хотя я с самого начала дал ей понять, что кроме секса нас никогда ничего не свяжет. И вообще решил прекратить это всё, о чём ей прямо и сказал, тогда она начала меня шантажировать, что если я не буду с ней, она меня подставит, расскажет мужу, что я её изнасиловал. В общем, полный бред.
— И что в итоге? Рассказала всё-таки?
— Всё вышло гораздо прозаичнее — нас всё-таки застукали вместе, — возобновляю шаг. — Правда, не в постели — я подвозил её до дома, как раз после того разговора. Вроде бы ничего такого, но Дедову хватило и этого. Он был му*аком, но дураком он не был.
— И как он только тебя не убил!
— Да он по сути это и сделал — мне пришлось уйти из армии. Скандала он не хотел, сама понимаешь — человеку его статуса имя в грязи валять не положено, да и Юлю, ну, жену свою, он без памяти любил, поэтому просто устроил всё так, что меня комиссовали как будто бы из-за проблем со здоровьем, несовместимыми со службой. За мной осталась пенсия, квартира, мне выплатили положенные законом деньги, но в армию мне теперь путь закрыт, — грустно улыбаюсь. — Вот такая неприглядная история, Вика. Прости, если разочаровал.
— А чем ты должен был разочаровать? — сразу же вскидывается. — Ты был свободен, никому не изменял, если уж кто и подмочил своё облико-морале, так это она! Будучи замужем ходила налево, никто её не заставлял! А вообще, я знаю, почему она так на тебя запала. Ты красивый, и честный, ты настоящий мужчина! Я бы тоже бросила этого старпёра-генерала ради такого, как ты.
Столько экспрессии в её словах, даже, кажется, градус повысился.
— Мне приятно, конечно, но ты слишком меня идеализируешь. Как видишь, пример для подражания из меня так себе, я тоже совершаю непоправимые ошибки и у меня есть слабости. Всё как у всех. Тут я сам был виноват, надо было разбежаться после первого же раза, но не заметил, как заигрался, за что в конечном итоге и поплатился карьерой. Закономерно. А вообще, наверное, карма у меня такая — страдать из-за женщин.
— Из-за меня ты никогда не будешь страдать! — снова останавливается,
Глажу её по припорошенным редкими снежинками волосам. Как же она любит громкие слова, не знаю, хорошо это или плохо. Жизнь покажет.
— Давай глинтвейн сварим? — свожу на нет неприятную тему. — Я вино красное купил днём. И лимоны.
— Давай. Никогда не пила глинтвейн.
— Да ладно!
— Клянусь!
— Я думал, ты та ещё пьянчужка, перепробовала всё, что горит, — открываю дверь подъезда, пропуская её вперёд. — Тогда сейчас попробуешь впервые в моём исполнении.
— В твоём исполнении я готова пробовать всё впервые. Вообще всё! И с тобой, — хватает меня за руку и, пробежав один лестничный пролёт, прижимает меня спиной к стене неосвещённого подъезда. Вообще-то это мужские приёмы, но Вика… Это Вика.
Мы долго целуемся, распаляясь ну вот совсем некстати — до квартиры рукой же подать…
— Давай не тут, — шепчу ей в губы, подталкивая к ступенькам, ведущим наверх. — Ты чего это делаешь? Вик, прекращай, — звякает пряжка ремня.
Она точно чокнутая!
— Ты представляешь, что будет, если выйдет твоя полоумная соседка? — принимаю правила безумной игры, расстёгивая молнию её куртки. — Нас в лучшем случае припишут к эксгибиционистам.
— Она не выгуливает своего дебильного пуделя ночами, наверняка уже оба видят десятый сон. Так и скажи, что просто слабо! — провоцирует. — Слабо, да?
— Хочешь проверить?
— Простите, я мешаю вам, наверное? Сорри, р-ребята.
Поднимаю голову наверх, всматриваясь в тёмноту лестничной клетки. Видно плохо, зато слышно хорошо и этот голос мне точно ни с каким другим не спутать.
Чертыхнувшись под нос, застёгиваю ремень и поднимаюсь к двери квартиры Вики, возле которой прямо на пыльном коврике расположилась… моя бывшая жена.
Часть 36
— Оль, ты чего здесь делаешь? — трогаю её за плечо, от чего она в прямом смысле кренится набок, словно хорошо поддавшая Пизанская башня.
Стоп!
Да она реально в стельку!
Твою мать.
— Оль! Вставай, слышишь? На улице минус!
— Нрмально… Я столько выпила, что уже ничего не чувствую. Ничего, Градов, пус-тта, — бьёт себя кулачком по груди. — И тут дыра тоже.
Ситуация — нелепее не придумать!
Оборачиваюсь на Вику, ожидая увидеть фурию, но она ещё ничего — недовольна, конечно, но держится вполне достойно. Сложила руки на груди и смотрит настроженно-осторожно.
— Поднимайся, — беру бывшую за предплечье и пытаюсь поднять, от чего её голова падает на грудь, словно у тряпичной куклы. Час от часу не легче! И принесло же! — Оль, тебе плохо, что ли?
— Да, мне плохо, Градов! Мне так плохо, — цепляется за мою куртку и, кое-как, качаясь, поднимается на ноги. — Зачем ты вообще приехал, чёртов идиот? И чего тебе в твоей Москве не сиделось, скажи мне? Я межд прочим… Ик! Ой, простите, — глупо хихикнув, прикрывает ладонью рот. — Я между прочим замуж собиралась выходить. За Антона! Он такой хороший мужик. Но он не ты. Не ты…