Грешным делом
Шрифт:
Пруня было прозвище Сигизмунда Прунского, наполовину еврея, наполовину поляка. На голове у Пруни красовалось целое воронье гнездо чёрных, спутанных волос. Был он коренастым, некрасивым, короткошеим, карикатурно губастым, с хмурым, вечно недовольным лицом, мясистым, даже чересчур носом и стопами, размера наверно пятидесятого, которые он широко расставлял в стороны, когда ходил, да и когда стоял тоже. На Пруне были те же советские синие джинсы с отвисшим задом и чёрная удлинённая куртка из кожзама, которую он носил зимой, весной и осенью. На затылке у Пруни красовалась чёрная вязаная шапочка с рисунком, делавшей
– Группа. А, может, нет. Чёрт его знает. – Чавкнул он глухим с хрипотцой голосом. Сказав, Пруня замолчал с недовольным видом, покосившись на Мыхина. Чего, мол, ерунду спрашиваешь? Зайдёшь и сам всё увидишь.
Пруня и Мыхин были завсегдатаями на школьных вечерах. Куда бы кто -то не пришёл, он всюду встречал эту парочку. Не запомнить их было невозможно. Один всегда стоял с таким весёлым и счастливым видом, будто его только что объявили победителем Всесоюзной лотереи. А другой рядом с ним вечно был хмурый, недовольный, с тёмным, как у сарацина лицом – делает же таких природа!– и выражением на нём, будто ему поручили объявить о неплатёжеспособности всех вокруг, кроме него и его приятеля.
– Так группа или нет? – Выдержав приличную паузу, опять спросил Пруню рыжий. У него была такая привычка – задавать одни и те же вопросы, будто он во что бы то ни стало хотел разозлить своей тупостью. И Пруня часто и реагировал на это так, будто у него сейчас сдадут нервы от непонятливости друга:
– Группа. – Буркнул он.– Или нет. Чего ты меня спрашиваешь? Я что тебе– справочное бюро?!
Однако ещё через паузу, он снисходительно добавил:
– Вообще-то я вчера слышал, что группа. Причём новая. Руководит Тарас Зимкин, между прочим, мой сосед по дому.
Мыхин, перестав топтаться, повернулся к Пруне и посмотрел на него так, как конструкторы смотрят на вошедшую в их бюро кассиршу из бухгалтерии – без симпатии, потому что до зарплаты ещё далеко, но с уважением.
– Погодите, это тот, у которого папу Авангардом зовут? – Вклинился вдруг в их разговор прилежного вида очкарик, явно не мажор, потому что на нём были тёплые ботинки и пальто с цегейковым воротником, да плюс ещё шапка из кролика. Кажется, очкарик учился играть на гитаре, потому что пока он стоял он только и делал, что отбивал на холоде такт ногой, мыча при этом что -то про себя и, «беря» баре-аккорды то на груди, то на плече или локте в огромных на два размера больше с папиной руки перчатках.
– Да, точно, который оркестром у нас в Летнем парке дирижирует. – Не глядя на очкарика, а, вернее глядя строго перед собой, нехотя ответил Пруня. Он не любил, когда чужие встревали в их разговор.
– А как называется команда? – Спросил «очкарик», сунув свою голову через плечо Прунскому.
– Не знаю. – Отодвинул его голову рукой обратно Пруня.– Говорят они Битлов лабают. Я хочу послушать.
Всем своим видом Пруня показывал, что он не из тех, с кем запросто можно свести знакомство. Поняв это, парень отстал и больше не задавал ему вопросов.
– Правда что ли Битлов? – Обрадовался Мыхин. – Я слышал, как они репетируют. Пол -часа под окнами актового зала как -то раз простоял вместо химии– ух, вот классный у них солист. Лео его, кажется, зовут. «Чайлд ин Тайм» пел фальцетом, так здорово, от Иена Гиллана не отличишь!
–
– Чего это? – Обиделся рыжий.
– Да ничего. Гиллан – звезда «Дип Пёпл», солист известной рок –группы. А этот визжит, как порос и толку никакого, нашёл с кем сравнить!
Огорчённый жёсткой выволочкой его знакомого, рыжий замолчал, отвернувшись и начав смотреть в другую сторону. Пруня, глянув на товарища, чмокнув, тоже отвернулся и замолчал с недовольным видом. Они часто ссорились и также часто мирились.
–Нет, он хорошо голосит, – повернувшись опять к Пруне, будто ничего не случилось, попытался настоять на своём рыжий.
Пруня отмахнулся от него, как от назойливого овода, сделав недовольную мину. Ещё один стоящий рядом с ними, но как –то отдельно, молодой человек с угреватым лицом, в коротенькой куртке, сшитой явно в ателье и таких же сшитых на заказ брюках, впервые, похоже, здесь оказавшийся и прислушивавшийся всё это время к их разговору, услышав знакомое английское название, выглянув из –за Мыхина, спросил обоих друзей, с явным намерением тоже влиться в беседу:
– А они чего «Дип Пёпл» сегодня будут лабать? Вот круто! Я бы очень хотел послушать…
– Ещё один дебил, -едко прокомментировал Пруня, чмокнув губами и посмотрев на Мыхина, будто говоря этим: что поделаешь, есть ещё такие в нашем городе, надо с этим мириться.
– Какой Дип Пёпл? – Не поворачивая головы, проворчал, глядя перед собой, Пруня. – Песни советских композиторов не хочешь? В лучшем случае «Битлз», да и то вряд ли…
Он всё –таки покосился на спросившего.
– А-а…-разочарованно протянул угреватый и отошёл чуть назад.
– Вот те и «а-а…»! – Не обернувшись, посмотрел прямо перед собой Пруня.
Рыжий от после этого их разговора весело заулыбался. Ему нравилась манера приятеля гундеть в нос и быть вечно недовольным, он воспринимал это, как некую особую манеру общаться друга и в тайне гордился им.
Угреватый, отойдя на шаг от Пруни, замер там с таким видом, будто его не поняли и спросить он хотел совсем другое, но больше уже тоже ничего не спрашивал.
Падал пушистый снег. Угрюмо и безрадостно плыли по холодному небу серые неприветливые тучи. Голые ветки деревьев, будто солидаризируясь с молодёжью на школьном дворе, сжались и словно подобрались, не в силах противостоять холоду. Откуда –то из глубины школы иногда доносились резкие, но в то же время пленительные барабанные дроби и следом за ними ещё звонкие, бьющие в самое сердце звуки креш-тарелок.
– Ну, когда они уже…– не договорив, захныкала от нетерпения одна из девушек рядом, притоптывая ножкой от холода.
В этот момент петли школьных дверей, наконец, скрипнули, одна из половинок распахнулась и властный голос Ивана Лихолетова из предбанника сказал:
– Проходим по одному. Не напираем!
Директор школы Людмиласанна и завуч Мария Ивановна обернулись как раз в тот момент, когда разноцветная толпа за их спинами с радостными лицами хлынула в рекреацию школы, на ходу раздеваясь, подкрашиваясь, отирая платочками с лиц мокрый снег и поправляя воротники. Девушки тут же начали поправлять причёски, парни от них не отставали и перед вскоре единственным большим зеркалом в холле, выстроилась целая очередь.