Гретель и ее бесы
Шрифт:
– Готовясь к нашей встрече, я ознакомился с тем, что писали об этом деле мои коллеги из «Королевских ведомостей» и других газет. Марбахский убийца орудует уже много лет и, похоже, не собирается останавливаться. Это самый успешный и кровавый маньяк в истории. Только однажды он совершил ошибку. Когда десять лет назад упустил вас, Гретель, и вашего брата. Если не ошибаюсь, вам тогда было четырнадцать, а Гензелю – тринадцать…
Гретель кивнула. Конрад Ленц отхлебнул глинтвейна и произнес:
– Казалось бы, у полиции появилась зацепка.
– А я ничего не помнила, – вставила Гретель.
– Вот и нет. Газеты писали о странных историях, которые рассказывала маленькая Гретель Блок. Журналистам очень нравилось пересказывать страшилки, которыми вы с ними делились.
– Зря я не держала язык за зубами! – Девушка поморщилась так, словно в куске шоколадного десерта ей попался жгучий перец. – Из-за этих историй меня до сих пор считают городской сумасшедшей.
– В какой-то момент вы спохватились и начали говорить, что ничего не помните, – кивнул Ленц. – Но было поздно. Правда уже просочилась на страницы газет.
– Правда? – переспросила Гретель. – Вы же читали эти статьи. Разве это похоже на правду?
– Я уверен, что вы никогда не лгали и тем более не придумывали, чтобы привлечь к себе внимание прессы. Вот моя теория. В лесу вы с Гензелем столкнулись с чем-то ужасным. С убийцей детей, от которого едва спаслись. Правда была настолько чудовищна, настолько разрушительна, что ваш разум едва мог ее вынести. И, чтобы уберечь вас, заменил реальные образы сказочными.
– Что-что? – Гретель отложила ложку. – Вы хотите сказать, я сумасшедшая?
– Боже упаси! – всплеснул руками Ленц. – Сумасшествие здесь вообще ни при чем! Вы слышали о такой науке – психологии?
– Разумеется. Вы думаете, я живу в лесу среди диких зверей?
– Нет, ничего такого я не говорил. Однако здесь, на окраине королевства, действительно нет специалистов в этой области. Психологи изучают разум человека и его феномены. Они вообще не занимаются душевнобольными, это поприще психиатров. И вот тут мы подходим к самому главному…
Ленц выдержал драматическую паузу. Гретель ждала.
– В столице у меня есть отличный специалист, доктор Фонберг, – произнес молодой человек. – Он готов поработать с вами. Вместе мы сможем разобраться, что произошло в Либкухенвальде десять лет назад. И, возможно, поможем полиции найти монстра, который до сих пор убивает детей. Что скажете, фройляйн Блок?
– Ничего не выйдет. – Гретель покачала головой. – Очень жаль, но я не ваш хромой мальчик.
– Это уж позвольте решать мне! Я верю в успех этой затеи, и доктор Фонберг тоже в него верит. Правда будет восстановлена, больше никто не посмеет назвать вас лгуньей или сумасшедшей. И не забывайте о деньгах, которые вас ждут в случае успеха. Огромных деньгах! Двадцать процентов от прибыли.
– Пятьдесят процентов.
Ленц на мгновение опешил. А потом рассмеялся, хлопнув по столу так, что звякнула лежавшая на
– Мы уже торгуемся? Но минуту назад вы сказали, что ничего не выйдет!
– Да, у меня есть причины так думать. Но я готова попробовать. Как мы будем действовать?
– Для начала поедем в Риттердорф. Вы не были в столице? Клянусь, вам понравится! Там вы проведете какое-то время, консультируясь с доктором Фонбергом. Втроем мы попытаемся докопаться до истины, узнать, что на самом деле произошло в ту ночь с вами и Гензелем.
– А если мы не узнаем? Книга все равно выйдет?
– Гретель, почему вы так скептически настроены? Доктор Фонберг – настоящая звезда психологии!
– Потому что я говорила журналистам чистую правду. – Гретель взяла ложку и принялась ковырять кусочек торта. – Не было никакого убийцы, и, если ваш доктор хоть чего-то стоит, он это поймет. В ту ночь меня и Гензеля… похитили бесы.
Глава первая
1909 год от Рождества Христова, 30 октября (десятью годами ранее)
Запах свежей краски, досаждавший ученикам в первые дни осени, почти выветрился к Празднику Урожая. Его еще можно было учуять, переступая порог воскресной школы, но к моменту, когда сестра Агнес начинала рассказывать о заповедях, таинствах и адских муках, едва уловимый запах олифы и цинковых белил словно улетучивался.
«Интересно, грешники в аду тоже привыкают к запаху серы?» – размышляла Гретель, поглядывая в окно. Сейчас она чувствовала лишь сладковатый тыквенный аромат, долетавший со двора. Высокая пирамида, сложенная из оранжевых плодов, высилась у каменной стены собора. Эти тыквы пожертвовали местные фермеры для благотворительного обеда в честь Праздника урожая.
Сестра Агнес напоминала сушеную воблу, на которую ради смеха нацепили монашеское одеяние и очки с толстыми линзами. Костистое лицо и безгубый рот только усиливали сходство с рыбой. Прохаживаясь между рядами, сестра Агнес вещала:
– …Вскрыв могилу святого Леонтия Халдейского, язычники с ужасом узрели, что его мощи не подверглись тлению. А вместо смрада разложившейся плоти из гроба повеяло миррой и ладаном.
– И тыквенной кашей, – прошептал Гензель, сидевший по левую руку от Гретель.
Девочка, которой в скором времени предстояло готовить эту самую кашу, сдержанно усмехнулась шутке младшего брата. Вообще, чистить и нарезать жесткие плоды – то еще удовольствие. Фрау из женского церковного комитета, которые ежегодно устраивали благотворительный обед для бедных, сами не стояли над разделочной доской и кипящими чанами. Этим занимались девочки, посещавшие воскресную школу. В прошлом году от ручки ножа у Гретель вздулись кровавые волдыри.
– Как думаешь, – прошептал Гензель, наклоняясь к сестре, – если добавить в кашу святые мощи, каша станет святой?