Грезы Февра (сборник)
Шрифт:
Уилли остановил машину в тупике, которым заканчивалась Тринадцатая улица. На утесе за рекой возвышалось обнесенное неприступной кованой изгородью родовое поместье Хармонов. Тем, кто желал добраться туда на машине, пришлось бы, выехав из города, оставить позади фермы Гранда и Хитона, затем, развернувшись почти на сто восемьдесят градусов, спуститься с холма и прокатиться по площадке у основания утеса, где вдоль реки стоят облезлые многоквартирные дома. Да, дорога на автомобиле из центра города в родовое гнездо Хармонов отняла бы много времени и сил, и потому неудивительно, что владелец «Курьера», богач Дуглас Хармон, выстроил личную канатную
Уилли вышел из «Кадиллака» и, сунув руки в карманы мешковатого плаща, посмотрел вверх, на крутой, каменистый, а сейчас еще и мокрый утес. Стивен грубо схватил Уилли за локоть и подтолкнул к кабине канатной дороги. Уилли послушно залез в кабину и занял место на деревянной, давно не крашенной, как сама кабина, скамейке. Стивен, усевшись рядом, потянул за сигнальную веревку. Наверху что-то противно заскрипело, и кабина, дернувшись, пошла вверх.
Вторая кабина, скользившая вниз, поравнялась с первой как раз посередине пути, и Уилли, заметив ржавчину на ее дверцах, подумал, что даже здесь, совсем рядом с «Черным камнем», все приходит в упадок.
У вершины утеса кабина прошла через дыру в проволочной изгороди, и глазам Уилли открылся Новый дом – безвкусная, но пышно разукрашенная постройка в викторианском стиле с остроконечной крышей, башенками и колоннами. Семейство Хармонов перебралось в этот дом уже почти столетие назад, но он так и остался для них Новым. Позади него виднелся густой неухоженный лес, прорезанный петляющим шоссе. К востоку, на фоне темно-алого неба, Уилли заметил башню – часть Старого дома. Дом этот, сложенный из темного, словно покрытого копотью камня, и дал название всему поместью – «Черный камень». Поговаривали, что в Старом доме обитают привидения, в чем сам Уилли не сомневался: один вид зловещего дома вызывал у него озноб.
Кабина задрожала и остановилась, Уилли со Стивеном вышли на деревянную площадку, выкрашенную когда-то белой краской. С площадки в Новый дом вели широкие створчатые двери. Перед ними стоял высокий худой Джонатан Хармон. Уилли знал, что этому человеку было не более шестидесяти, но длинные, белые как снег волосы и искореженные артритом суставы делали его дряхлым стариком.
– Привет, Уилли, – сказал Джонатан. – Рад, что ты навестил меня.
– Да вот, был тут по соседству, как, думаю, не зайти, – напустив на себя вид идиота, зачастил Уилли. – Только вот, понимаешь, я вроде бы оставил дома открытыми окна: боюсь, если вдруг пойдет дождь, то у меня все шторы вымокнут. Сбегаю-ка я домой, затворю ставни и по-быстрому вернусь.
– Нет, – твердо заявил Джонатан. – Пока ты останешься здесь.
Чувствуя, что грудь сдавливает стальной обруч, Уилли поспешно достал из кармана ингалятор, сделал два глубоких вдоха, после чего произнес:
– Ладно, считай, что уболтал меня. Но тогда уж ставь выпивку, а то после диетического пива вкус во рту омерзительный.
– Стивен, будь добр, принеси нашему другу Уилли бокал бренди. Да и мне еще один прихвати, а то что-то кости ломит.
Стивен молча удалился, Уилли было двинулся следом, но его остановило мягкое прикосновение Джонатана:
– Секундочку. – Старик махнул рукой: – Посмотри. Приступ страха почти оставил Уилли. Если бы Джонатан хотел его смерти, то Стивен без труда выполнил бы его волю. Нет, пройдоха Хелендер явно намерен заключить с ним сделку. Вопрос только в том, какую.
Уилли повернулся. Ветер, отогнав
– Когда закладывался Старый дом, никаких огней здесь и в помине не было, – глубокомысленно заметил Джонатан Хармон. – Лишь река да дикий лес. Тогда наверняка казалось, что этот мрак вечен. Вода, воздух в те дни были чистыми, в лесах в изобилии водились олени, бобры, медведи… А людей поблизости не было… Во всяком случае, белых людей. Мой предок, Джон Хармон, записывал в дневнике, что время от времени видит вдалеке костры индейцев, но после основания Старого дома индейцы стали сторониться этих мест.
– А индейцы-то, оказывается, были не такими безмозглыми, какими их показывают в вестернах, – заметил Уилли.
Джонатан, взглянув на него, скривил рот.
– Мы построили этот город почти из ничего, – продолжил он. – Кровь и железо дали ему жизнь, кровь и железо вскормили его жителей. Старые семейства знали силу крови и железа, знали, как сделать свой город великим. Рочмонды в литейных цехах, на кузницах и прокатных станах плавили железо и придавали ему форму; семейство Андерсов перевозило металлические изделия по реке и по железной дороге, а твои предки искали железную руду и добывали ее из-под земли. Ты происходишь из железного племени, Уильям Фламбо, мы же, Хармоны, из кровавого. Мы владеем скотными дворами и скотобойнями, и даже задолго до основания города наш Старый дом был центром торговли шкурами. Каждый сезон сюда приходили охотники и трапперы и продавали моим предкам меха и шкуры, которые потом отправлялись вниз по реке. Вначале – на плотах, а затем – на баржах. Паровые суда им на смену пришли позже, много позже.
– А нельзя ли оставить экскурс в прошлое до более подходящего случая и сразу приступить к делу? – поинтересовался Уилли.
– Позади у нас – долгий путь, – будто не расслышав, продолжал Джонатан. – И негоже забывать, с чего мы его начали. А началось все с черного железа и красной-красной крови. Не забывай об этом, Уильям, как, впрочем, не забывай и о том, что дед твой был истинным Фламбо.
Уилли уловил в словах Джонатана оскорбление.
– А мать моя была полькой, – с жаром сказал он. – И поэтому я – полукровка: лишь наполовину человек, а наполовину лягушка. Но плевать мне на это. Как плевать и на то, что моему прадеду принадлежала половина штата, но шахты к концу столетия иссякли, а Депрессия окончательно разорила наше семейство. Меня не волнует даже, что отец мой был горьким пропойцей, а сам я стал всего лишь собирателем чужих долгов. – Внезапно почувствовав себя опустошенным, Уилли проговорил уже совсем тихо: – Так твой сыночек Стивен похитил меня лишь для того, чтобы тебе было не так одиноко чесать языком о войнах с французами и индейцами?
– Пойдем внутрь, – ровно, хотя уже без намека на теплоту, проговорил Джонатан и, тяжело опираясь на трость, медленно двинулся к двери. – Здесь сыро, да и ветер холодный, вот у меня и разболелись старые раны. – Джонатан остановился и, повернув голову, посмотрел на Уилли: – При последней нашей беседе ты, не дослушав меня, грубо швырнул трубку. Согласен, мы с тобой очень разные, но элементарная вежливость и уважение к моему положению и возрасту должны бы были…
– У меня давно барахлит телефон, – бросил Уилли.