Грёзы Февра

Мартин Джордж Р.Р.

Лицо Джошуа помрачнело.

– Я возвращаюсь.

Марш нахмурился.

– Возвращаешься?

– У меня нет выбора.

– Ты же только что бежал! – воскликнул Марш. – После всего того, что мы пережили, чтобы освободиться, ты не можешь вот так подняться и вернуться. Подожди, укройся в лесу или в городе. Когда я уйду отсюда, мы где-нибудь встретимся с тобой и придумаем, как вернуть пароход.

– Опять? – Джошуа покачал головой. – Знаешь, со мной была одна история, о которой я тебе не рассказывал. Случилось это очень давно, в первые месяцы моей жизни в Англии, когда красная жажда регулярно посещала меня и выталкивала на улицу в поисках жертвы. Однажды ночью я отчаянно боролся с ней и не справился. Я бродил по ночным улицам города и встретил парочку. Мужчина и

женщина куда-то спешили. Обычно на таких прохожих я старался не обращать внимания и искал одиноких странников, так было безопаснее. Но меня одолевала дикая жажда, и даже с большого расстояния я видел, как хороша собой женщина. Она влекла меня, как огонь влечет мошкару. Я напал на них из темноты, схватил мужчину за шею и вырвал ему горло, во всяком случае, так я думал. Я оттолкнул его в сторону, и он упал. Это был здоровенный детина. Я заключил женщину в объятия и приник ртом к ее шее, очень нежно. Глаза мои заворожили ее, она не двигалась. Я только вкусил первые капли горячей и такой сладкой крови, когда меня сзади схватили и оторвали от моей жертвы. Это был тот мужчина, ее спутник. Оказывается, я не убил его. Шея у него была могучая, жирная и мясистая, я только нанес рану. Хотя текла кровь, он мог держаться на ногах. Мужчина не произнес ни слова, а кулаком со всего размаху и с силой, достойной чемпиона, ударил меня прямо в лицо. Удар оглушил меня и рассек бровь. В голове все смешалось. Когда тебя отрывают от жертвы, всегда испытываешь головокружение и теряешь ориентацию. Мужчина снова ударил меня, и тогда я бросился на него с кулаками. Он тяжело грохнулся о землю. Щека у него была рассечена, и один глаз наполовину выбит. Я снова повернулся к женщине и приник губами к открытой ране. Но он опять поднялся и кинулся на меня. Я сбросил с себя его руку и практически вырвал ее из сустава, ударом ноги я сломал ему голень. Он упал. На этот раз я не спускал с него глаз. Он снова, превозмогая боль, встал и, подняв кулаки, двинулся на меня. Еще дважды сбивал я его с ног, и дважды он поднимался. Наконец я сломал ему шею, и он испустил дух. Потом я убил и женщину.

Долго еще я не мог забыть о них. Наверное, он понял, что я не человек в полном смысле слова. Несмотря на свою немалую силу, он не мог не осознавать, что не годится мне в противники, ни по силе, ни по скорости, ни по одержимости. Охваченный лихорадкой жажды и красотой его спутницы, я не добил свою первую жертву. Он мог бы уцелеть. Он мог убежать. Он мог позвать на помощь. Он мог улучить момент и найти оружие. Однако ничего такого он не сделал. Увидев, что его спутница оказалась в моих руках, что я сосу ее кровь, он не мог ни о чем думать, а только бросался на меня с кулачищами. Потом я невольно восхищался его силой, его безумной отвагой, любовью, которую он наверняка испытывал к той женщине.

Но, Эбнер, несмотря на все это, он был глуп. Он не сумел ни спасти свою даму, ни спастись сам.

Ты напоминаешь мне того человека, Эбнер. Джулиан забрал у тебя твой пароход, а ты думаешь лишь о том, чтобы вернуть его. Ты упорно продолжаешь вставать на ноги и бросаться на противника с кулаками, а Джулиан продолжает посылать тебя в нокдаун. Однажды ты не сумеешь подняться, Эбнер. Остановись, брось бесцельные попытки!

– Что ты такое говоришь, черт побери? – сердитым голосом взревел Марш. – Сейчас беспокоиться надо Джулиану и его вампирам. «Грёзы Февра» без лоцмана не сдвинется с места.

– Я могу встать к штурвалу, – сказал Джошуа Йорк.

– И ты сделаешь это?

– Да.

У Марша от злости помутилось в голове.

– Но почему, Джошуа? Ты ведь не такой, как они!

– Если не вернусь, то стану таким, – печально произнес Йорк. – Если у меня не будет моего снадобья, жажда, которую я столько лет держал в узде, набросится на меня с новой силой Мне придется убивать и пить кровь, как Джулиан. И в следующий раз я войду ночью в спальню отнюдь не для того, чтобы поговорить.

– Тогда возвращайся! Забери свое питье! Но не трогайся с места, пока я не приду на пароход.

– С вооруженными людьми. С заостренными кольями и ненавистью в сердцах. Убивать… Я не допущу этого.

– На

чьей ты стороне, Джошуа?

– На стороне своих сородичей.

– На стороне Джулиана, – вырвалось у Марша.

– Нет, – со вздохом возразил Джошуа Йорк. – Послушай, Эбнер и попытайся понять. Джулиан – повелитель крови. Он управляет ими, всеми до единого. Некоторые из них похожи на него, такие же испорченные, злобные. Кэтрин, Раймон и другие следуют за Джулианом по доброй воле. Но не все такие. Ты видел Валерию, ты слышал, что она сегодня говорила в ялике. Я не одинок. Наша раса не так уж разномастна. В каждом из нас есть и доброе, и злое начало, и все из нас способны мечтать. Все же, если ты нападешь на «Грёзы Февра», если двинешься против Джулиана, все они встанут на его защиту, невзирая на свои личные привязанности и надежды. Ими будут двигать столетия вражды и страха. День и ночь разделены рекой крови, и перейти ее не так-то легко.

Если ты придешь, Эбнер, ты и твои люди принесут смерть. И не только Джулиану. На его защиту встанут другие и будут стоять насмерть. И ваших людей тоже погибнет немало.

– Иногда нужно идти на риск, – сказал Марш. – А те, кто помогает Джулиану, заслуживают смерти.

– Разве? – Джошуа погрустнел. – Возможно, и так, возможно, нам всем следует умереть. В мире, построенном вашей расой, нам нет места. Твой народ почти полностью искоренил нас, уцелела жалкая горстка. Возможно, настало время истребить последних… – Он невесело усмехнулся. – Если именно это тебе и нужно, Эбнер, тогда вспомни, кто я. Ты мой друг, но они моя кровь, мой народ. Я из их числа. Я думал, что я их король.

В его голосе прозвучало столько горечи и отчаяния, что Марш почувствовал, как гнев улетучивается, и на смену ему приходит жалость.

– Ты пытался, – приободрил он Джошуа – Мне не удалось. Я подвел Валерию и Саймона, подвел всех тех, кто в меня верил. Я подвел и мистера Джефферса, и того младенца. Думаю, что по странной прихоти судьбы я подвел наверняка и самого Джулиана.

– Но это не твоя вина, – заверил его Марш. Джошуа Йорк пожал плечами, и взгляд его серых глазах зажегся холодным огнем.

– Что было, то было. Теперь меня больше беспокоит день, вернее, ночь сегодняшняя и то, что будет завтра и через день. Я должен вернуться. Я им нужен, хотя, возможно, они этого и не понимают. Я должен вернуться и сделать то, что в моих силах, пусть даже мой вклад окажется ничтожным.

Эбнер Марш фыркнул.

– И ты еще говоришь мне, чтобы я сдался? Ты считаешь меня глупым идиотом, который бросается на тебя с кулаками? Черт, Джошуа, а ты сам кто? Сколько раз Джулиан пил твою кровь? Мне кажется, ты такой же упрямец и остолоп, каким считаешь меня. Джошуа улыбнулся.

– Возможно, – согласился он.

– Проклятие, – выругался Марш. – Ладно. Черт с тобой, возвращайся к своему Джулиану. А что прикажешь делать мне?

– Тебе следует как можно быстрее покинуть это место, – сказал Джошуа, – пока они ничего не заподозрили.

– Я это и без тебя знаю.

– Вот и все, Эбнер. Не пытайся снова искать нас. Эбнер Марш помрачнел.

– Черта с два.

Джошуа улыбнулся.

– Ну и дурень же ты, – сказал он. – Ладно, раз тебе это так нужно, можешь искать Только ты все равно не найдешь нас.

– Это мы посмотрим.

– Возможно, для нас еще не все потеряно Я вернусь и приручу Джулиана, и возведу мост между ночью и днем, и вместе, ты да я, обставим этот «Эклипс».

Эбнер Марш иронично хмыкнул, но в глубине души ему хотелось верить в это.

– Позаботься об этом чертовом пароходе, – попросил он. – Еще не было более быстроходного судна, и оно должно быть в хорошей форме, когда я вернусь.

Джошуа улыбнулся. Омертвевшая кожа вокруг рта треснула и порвалась. Он поднес ладонь к лицу и сорвал ее. Она снялась полностью, как безобразная, покрытая морщинами и шрамами маска. Внизу открылась кожа молочной белизны, нежная и без изъянов, готовая к новой жизни, к новым испытаниям. Йорк смял в руке свое старое лицо; следы пережитой боли снежинками просыпались сквозь пальцы и упали на ковер. Он вытер ладонь о пиджак и протянул ее Эбнеру Маршу. Они обменялись рукопожатием.