Гриада (илл. Н.Гришина)
Шрифт:
— Надо ждать. Думаешь, я не хочу вернуться на Землю? А для чего тогда терпеть их эксперименты? Ради прогресса земной науки я буду работать круглые сутки! У гриан есть вещи, до которых земляне дойдут лишь через миллион лет. Это надо понимать! А к подводным грианам не так-то легко добраться. Ведь их существование наши хозяева держат от нас в строжайшем секрете. Мне удалось узнать о них благодаря беспечности биопсихологов. Подводные гриане надежно изолированы. Они не имеют доступа в города-цирки. А операторы в Трозе — это просто придатки к своим механизмам, у них нет ни желаний, ни стремлений; они даже не могут осознать своего положения. Не знаю, почему они таковы, — может быть, у них вместо соответствующих
Я молчу, подавленный услышанным. По-новому смотрю я теперь на всех этих оранжево- и желто-синих. Вспоминаются ледяные глаза Элца и Югда. В душе поднимается волна ярости и возмущения. Как можно так бесчеловечно лишить целый народ радости творческой жизни?!
Сегодня вечером Самойлов сумел убедить человека со шрамом, что для полного успеха экспериментов нас необходимо ознакомить с некоторыми сторонами жизни современных гриан.
— Завтра нам покажут «рациональную» систему обучения в грианских школах, — сказал он мне. — Посмотрим, посмотрим… Может быть, это тебя заинтересует больше, чем наука красноглазого Люга.
И вот мы в учебном зале, где царит абсолютная тишина. За низкими столиками сидят тысячи малышей. Я думаю, что каждому из них не более пяти-шести лет. На возвышении перед огромным черным экраном стоит преподаватель. В такт его монотонному голосу на экране вспыхивают слова и символы. Петр Михайлович долго всматривается в эти символы и вдруг издает возглас удивления:
— Так ведь он излагает малышам анализ бесконечно малых величин, который у нас начинают изучать только в высшей школе! А что же тогда преподают в грианских вузах?
— Во втором цикле познания начинается математика пространства — времени. Далее идет наука о восприятии четырехмерности кривизны Великого Многообразия, — откликается человек со шрамом, который неотступно сопровождает нас, продолжая Эксперименты с помощью портативного биогенератора. — Вторая ступень познания готовит гриан для работы в обществе Познавателей.
— Восприятие четырехмерности мира и кривизны пространства — времени? Это вам доступно!? О, это надо записать!
И Самойлов выхватывает из кармана свой неизменный магнитофон.
Мелодично звучит гонг, возвестивший перерыв.
Я ожидаю, что сейчас раздастся разноголосый детский гомон, маленькие гриане взапуски побегут играть куда-нибудь во двор; вместо этого дети, как по команде, бесшумно встают и без единого возгласа переходят в соседнее помещение. Заглядываю туда. Это спортивный зал. С бесстрастными лицами школьники выполняют различные упражнения: один равномерно сгибает и разгибает ноги, другой — руки; третий упражняет шею, четвертый — брюшной пресс. Затем малыши разбиваются по группам и начинают так же размеренно и методично перебрасывать белые цилиндры (очевидно, мячи).
На меня повеяло мертвящей скукой. Живые спортивные упражнения проделывались возмутительно бесстрастно, без всякого огня и задора. Словно это были не живые существа, а бездушные автоматы.
Потом мы посетили грианскую высшую школу, которую они называли Второй Ступенью Познания, где обучение оказалось более сложным. Человек со шрамом привел нас на кафедру физики и математики (я перевожу грианские термины на наш язык). Когда мы вошли, сухой высокий старик с серебристо-оранжевыми кудрями сурово экзаменовал грианского юношу. На учебном экране бешено вращались какие-то причудливые узоры, спирали и
— Это первые шаги в искусстве восприятия единого пространства — времени, — коротко пояснил нам грианин со шрамом.
Ненадолго экран потухал, и юноша рассказывал о воспринятом. Время от времени педагог включал биостимулятор, чтобы подбодрить мозг обучаемого. Петр Михайлович весь превратился в слух и зрение. Сейчас он наверняка забыл обо всем на свете, лихорадочно нашептывая что-то в магнитофон. Как же, ведь речь шла о его любимом предмете!
Для меня понятие о пространстве — времени, как едином многообразии, было чистейшей математической фикцией, ничего не говорящей ни уму, ни сердцу, хотя Самойлов за долгие годы полета к центру Галактики прочел мне ряд лекций по этому сложнейшему разделу человеческих знаний.
— Видишь ли, — говорил он мне тогда, характерным жестом потирая лоб. — В человеческом мозгу недостает, вероятно, какой-то извилины, слитно воспринимающей пространство-время. А может быть, причина коренится в еще низком развитии нашего мышления?
Я думаю, что Риман, Гаусс, Эйнштейн, Минковский и еще несколько ученых после них ясно представляли себе единое пространство — время. Они писали, что надо лишь мгновенно воспринять всю последовательность событий. Как это понять? На примере великих шахматистов. Они мгновенно воспринимают всю последовательность игры, сразу охватывая умственным взором все пространственные и временные следствия всех возможных ходов, производных первого начального хода, со всеми их отражениями на шахматной доске. Однако этот пример лишь отдаленно напоминает схему восприятия пространства-времени, которая неизмеримо сложнее.
Мгновенно осознать законы и причины, управляющие материальными процессами в данный момент, правильно отразить их в логической ступени познания и мгновенно предсказать их развитие в ближайшем будущем, — вот что значит восприятие пространства-времени-тяготения, дающее в руки человека неограниченное господство над природой.
Все это быстро проносилось в моем мозгу, и я не заметил, как педагог окончил обучение юноши и вызвал на экране изображения многоэтажных формул и уравнений. Самойлов еще больше оживился. Несмотря на различные способы математического выражения законов природы на Земле и у гриан, академик интуитивно постигал смысл грианских уравнений. Он поспешил к педагогу и принялся горячо спорить с ним. Вначале грианин только бесстрастно кивал головой, но потом, вероятно, и его задело за живое: на экране снова замелькали символы, нагоняющие тоску. В дискуссию у экрана вступил и человек со шрамом.
Довольно! Это не для меня… Я решил действовать по-своему, отбросив все страхи и сомнения. Пользуясь тем, что обо мне забыли, я тихонько выскользнул из аудитории и очутился в широком коридоре, залитом призрачным светом невидимых ламп. Вдалеке сквозь толщу прозрачных стен смутно рисовалось огромное здание Кругов Многообразия. «Будь что будет!»-оказал я себе, быстро прошел по коридору и решительно свернул в первый боковой проход. И сразу уперся в тупик — вернее, в нишу, сделанную в стене. Здесь было почти темно. Присмотревшись, я чуть не вскрикнул от удивления: в нише находился голубоватый прозрачный шар! Внутри него стояли кресло и небольшой пульт с двумя рядами разноцветных кнопок. «Летательный аппарат!» — обрадовался я и шагнул ближе. На стороне шара, обращенной к нише, виднелся черный диск. Я осторожно повернул диск: открылся незаметный до того люк в средней части аппарата. Я вошел внутрь, сел в кресло и стал осматриваться. Еле слышно пел прибор над (рядами кнопок, загадочно мигая красноватым глазом. «Несомненно, это летательный аппарат, — размышлял я. — Но как же на нем вылететь из здания?»