Грибификация: Легенды Ледовласого
Шрифт:
Владелец даже выделил дедушке отдельный шкаф на складе для подобных рукописей. Иногда же дедушка вообще отсылал отвергнутые им тексты в другие издательства, которым произведение подходило по жанру.
Я заходил к дедушке всю следующую после рокового звонка неделю и видел, что его состояние ухудшается. Дедушка о чем-то постоянно раздумывал, не мог сосредоточиться на работе, он жаловался на боли в сердце и стал раздражительным, чего раньше с ним никогда не случалось. Однако, несмотря на настойчивые требования отца и владельца издательства,
Телефонные звонки стали вызывать у него страх, каждый раз, когда телефон звонил, дедушка вздрагивал. Когда я приходил к нему в гости, дедушка теперь открывал не сразу, а сперва смотрел в дверной глазок, хотя прежде открывал любому гостю дверь без промедления.
Дедушка умер 2 марта.
Как обычно придя к нему в гости в этот день я долго звонил в дверь, но не получил ответа. Соседи, однако, сказали, что дедушка дома, и тогда я испугался. Заплаканный и перепуганный я побежал к родителям.
В дальнейшем я, конечно же, не участвовал. Отец, милиция и врачи вскрыли дверь дедушкиной квартиры. Дедушка лежал на собственном рабочем столе, прямо на так и не подготовленной до конца к печати рукописи русского перевода какого-то средневекового текста. Дедушке было уже за восемьдесят, никакого вскрытия, разумеется, не проводили. В качестве официальной причины смерти в свидетельстве был указан «обширный инфаркт».
Я хорошо помню день похорон дедушки. Он был теплым и солнечным, мне тогда еще казалось очень странным и каким-то нереальным, что в день похорон может стоять такая погода.
На следующий день после похорон мы отправились к Виктору Альбертовичу Энгельгардту, нотариусу и дедушкину душеприказчику.
Нотариальная контора Энгельгардта (между прочим, одна из старейших в Петербурге) до сих пор, насколько мне известно, работает и расположена на Литейном проспекте.
Энгельгардт сообщил, что я являюсь согласно завещанию единственным наследником дедушки. Через шесть месяцев после смерти дедушки, в соответствии с законом, мне (точнее моим родителям ввиду несовершеннолетия наследника) переходила во владение квартира. Однако, как сообщил Энгельгардт, остальное наследство я получу лишь по достижении совершеннолетия, такова была воля дедушки.
После смерти дедушки для Logistoricus’а наступили тяжелые времена. Редактор, занявший дедушкино место, оказался пьяницей и скандалистом, переводчики иностранных религиозно-философских текстов больше не желали сотрудничать с издательством.
Публикация серии оригинальных произведений молодых российских авторов так никогда и не была запущена.
Окончательно Logistoricus добил экономический кризис 1998, в октябре этого года издательство прекратило свое существование.
Однако год спустя Logistoricus был удостоен посмертной славы. К сожалению, эта слава не имела ничего общего с действительно качественными и редкими текстами, которые публиковало издательство.
Дело в том, что бывший владелец Logistoricus’а
Сразу несколько датских и немецких судов выдали Интерполу постановления на арест владельца. Однако тот скрылся, используя подложные документы. Я, пожалуй, не буду здесь в подробностях описывать эту довольно грязную историю, она и без того знакома любому петербуржцу, следившему за криминальной хроникой в конце девяностых.
Я достиг совершеннолетия в 2004 году, и неделю спустя после собственного дня рождения отправился в нотариальную контору Энгельгардта. По достижении 18 лет я, наконец, мог вступить в полные права наследования дедушкиного имущества.
Выяснилось, что ко мне перешел счет в банке, к счастью счет был открыт в валюте и размещался в иностранном банке, так что экономические потрясения девяностых его миновали. В результате я получил неплохие для 2004 года деньги, хотя дедушка, оформляя вклад, явно предпочитал стабильность приросту, поэтому сумма с 1997 года увеличилась очень незначительно.
Но было и еще кое-что, Энгельгардт передал мне запечатанную картонную коробку, которую дедушка оставил ему на хранение за несколько дней до своей смерти в марте 1997. К коробке прилагалась небольшая записка, написанная собственной рукой дедушки. В записке дедушка сообщал, что я должен вскрыть коробку не ранее чем через двадцать два года после его смерти.
Первой моей мыслью было, конечно же, просто выкинуть коробку в ближайшую к конторе Энгельгардта помойку. Я уже догадывался, что лежит в коробке, и, помня об обстоятельствах смерти дедушки, совершенно не горел желанием ее открывать.
Помню, как я ехал с коробкой домой на метро, а в голове у меня вертелось только «выбрось, выбрось, выбрось».
Но я не выбросил коробку, вместо этого я принес ее домой и поставил на шкаф.
Тотчас же на меня навалилось наваждение другого рода. Двадцать два года с момента смерти дедушки это 2 марта 2019, но мне захотелось открыть коробку немедленно. Я не знал и до сих пор не знаю, почему дедушка выбрал именно этот период — двадцать два года, и чем именно он руководствовался, назначая дату открытия коробки.
Но тогда, в 2004, эта дата казалась мне далекой и нереальной, до нее оставалось еще целых пятнадцать лет. В моем тогдашнем возрасте было трудно осознать, что такие большие периоды времени вообще существуют, или, тем более, — что придется ждать столько лет, чтобы осуществить желаемое.
Коробка влекла меня к себе и настойчиво требовала открыть ее. Даже страх не останавливал, любопытство было сильнее.
Особенно соблазнительным в коробке было то, что она содержала в себе запечатанный кусочек 1997 года, частицу моего детства.