Гридень. Начало
Шрифт:
А, красиво он. Продал мне то, что мне не нужно. И я мог бы отказаться от Ярла, сказать, что мне не нужен сокол, но было что-то завораживающее у этой птицы. А еще мне льстило, что он прилетает именно ко мне.
За всеми этими разводами и кидаловом на коней, я смог заметить приход Боромира, которого ранее не было и то, как он кивком подал знак князю, мол «что-то, о чем договаривались, сделал».
— Пошли за мной! — сказал Мирон и стал подталкивать меня прочь.
Ему князь указал заняться мной. А именно, я должен был дать клятву о том, что никому и никогда не скажу, с кем была
Тут все более-менее понятно, так как встретившись в том же Киеве с половцами, точно не стоит кричать, как крошил в капусту их соплеменников. Да и самому киевскому князю не стоит знать о том, что кто-то из русских князей нарушил наказ о том, что половцев не бити, коли они сами ратиться не станут.
Теперь нужно как-то привести себя в порядок, подумать, посмотреть гематомы, и собираться в путь. Ну а когда хоть чуть пройдет эта ноящая боль, нужно кроме общих тренировок, собирать новиков и на свои. Может быть получится начать создавать универсальных бойцов, а так же самому становиться сильнее?
От авторов: Погибший на задании офицер спецназа, получает второй шанс… Он снова молод, на дворе 1985 год, СССР. Впереди служба в Афганистане…
Глава 14
Мы пришли в расположение, где всегда, почти что на окраине лагеря, располагался наш десяток. Наш ли, мой ли? Может, все-таки я уже несколько больше, чем новик с богатырскими статями? Но, нет, Мирон приказывал, а я подчинялся. Внутри были позывы послать его и, словно неразумный подросток, вспылить. Как же, столько сделано, столько сказано, что неокрепший ум мог счесть себя уже десятником.
Но я, смею надеяться, адекватный и, в большей степени, взрослый человек. Годами, если мерять прожитым в прошлой жизни, так и вовсе старше князя, да и с Воисилом мог возрастом потягаться. Так что исполнял все то, что должно, да и Мирон не сильно напрягал. Нужно уметь ждать, но еще важнее понять, когда именно нужно превратиться из «ждуна» в активного человека.
— А как с добычей? — спросил я у десятника, когда уже преломил с Мироном мякину хлеба.
— Так новики твои и соберут все. Пущай поспорят, да свое попробуют отстоять, когда иные ратники такоже станут разбирать с убитых скарб, — отвечал Мирон.
Важная информация. Но от чего-то более чем о трофеях, я думаю о своем статусе. На предыдущем месте службы, пусть и в организации, которая считалась не совсем государственной, иерархия была строгой, выстроенной. Потому я ждал нечто подобного и сейчас.
Вот как тут получается, что сто — это примерно от шестидесяти до трехсот, а дальше малая тысяча может начинаться? Сложно с математикой, с иерархией, не хватает мне системности во всем. А другие от этого не страдают. Им и в такой парадигме удобно жить. Мало того, что удобно, так понимают друг друга намного лучше, чем я могу это делать.
Вот, почему бы не сказать мне все напрямую? Всем все понятно с моим статусом, а мне нужно догадываться? Благо жизненный, да и служивый, опыт человека из будущего,
Я — заместитель десятника по работе с новобранцами, старший и ответственный среди новиков. Были бы погоны, так можно сказать, что прилетела мне «сержантская лычка», может и не одна. А вот до младшего лейтенанта, комзвода, еще расти. Уже хорошо, что тут не пошлют куда учиться, а дадут офицерское звание за личные заслуги. Ну, это если князю какая вожжа под хвост не того… А то можно и вовсе оставаться никем. Хотя, в таком случае, нужно будет менять место службы.
В целом, пока, все нормально, шажочек сделан, чуть возвысился над толпой. Еще бы появилась возможность проявить себя на разных поприщах. Вот взять этот хлеб-мечту зожника. Ну, что, нельзя разве нормально перемолоть муку? На ручных жерновах это что ли делается?.. Опачки… Так и есть, пришло понимание, что львиная доля всего грубейшего помола муки — это ручные жернова. И знают же тут, что может быть мельница, понимать должны, какую пользу она приносит, но, нет — ручками перемолол как-нибудь, и нормально. Главное же — требуху свою набить.
Впрочем, дареному коню в разные отверстия не заглядывают. Вот и мне хорош возмущаться, пусть и внутренне, да с благодарностью вкушать хлебушек. Жаль, что только его.
— Добрый хлеб, не подмешана сюда ни лебеда, ни щавель, токмо жито и все, — нахваливал кушанье Мирон, прямо закрывая глаза от удовольствия.
— Да? — удивленно спросил я и стал прислушиваться ко вкусу.
Вот такая есть у нас, у людей, привычка, общая черта характера, когда кто-нибудь похвалит, то и думаешь: ну что-то же в этом есть. Нет, нету! И я еще раз убедился. Пресная, однообразная пища. Эх, картошечка!.. Да с такой мотивацией заполучить картошку, кукурузу, фасоль, перец сладкий, как и много чего еще, сам корабль построю и отправлюсь за едой. Вряд ли все же, но и такой вариант развития событий я для себя не исключаю.
А что? Отправиться в Америку, уже там создать свою державу, вооружить и обучить всяких майя, да альмеков с ацтеками, ну и ринуться на завоевание Европы. Чушь, но когда долго жуешь и ничего не говоришь, даже в присутствии потенциального собеседника, что только в голову не придет. Америка не сможет стать в техническом и военном отношении на уровень с Европой, по крайней мере, если туда не завести с десяток тысяч лошадей.
— А где товарищ твой, Спиридон? — прожевав один из кусков хлеба, видимо, ощущая первое насыщение, спрашивал Мирон.
— А вот и не знаю, — сказал я, оглядывая пространство вокруг.
Мы находились на самом краю бывших оборонительных укреплений, уже разобранных и полупустых. Те телеги, которые ранее были «крепостными стенами», нынче трудились в поле. Были те, кто собирал дорогой чеснок –железные ловушки для вражеских коней, иные скидывали на телеги всякое добро, не гнушаясь даже снять окровавленную рубаху с убитого. Да что там рубаху — каждая веревочка скидывалась на телегу, чтобы в дальнейшем быть использованной. Ни грамма ресурса мимо, все в бытовую копилку.