Гридень. Начало
Шрифт:
– Ты енто, стало быть не Фомка, а Влад? – прозвучал очередной вопрос.
– Ты, стало быть, переверни меня, кабы разговор состоялся. Не привычно мне быть спиной к мужчинам, стало быть, – подражая стилю общения очередного гостя сказал я.
Меня перевернули и я увидел парнишку. Худощавый, явно не воинственного вида, в рясе. Если называть священников попами, то передо мной был, скорее, «попок», поп на минималках. И был бы он грозного вида, или хотя бы не такой тщедушный, я даже с еще до конца не развязанными руками смог бы огреть гостя хоть в пах, хоть в грудь, тем камнем, который уже успел перетащить и оставить у
– Руки! – потребовал я.
– Э, не, мил человек. Сперва уговор, опосля руки, – собеседник замахал в отрицании своими передними конечностями.
Опа, а мы с ним оказывается о чем-то договаривались? А как, на пальцах? Если я обет хранил?
Впрочем, я уже и не нуждался в его услугах. Наверное, слишком был уверен Вершила, что я испугаюсь креста с водой и даже не попытаюсь выпутаться, иначе как этими соображениями я подобные нелепые узлы я не могу объяснить. Бывшие мои путы, уже валялись рядом.
Резко хватаю дьячка за шею, двигаю его к себе, перехватываю руку и беру ее на слом, втыкая голову дьячка в то сено, на котором я только что лежал.
– Где я? Это первый вопрос. Отвечать быстро! – жестко говорил я.
Следовало сверить реальность и новую старую память реципиента.
– Град вольных людей Берлада, что у Дуная, – уже четко отвечал дьячок.
– Кто я? – спросил вновь я и даже сам поморщился.
Этот вопрос звучал ну очень странно. Так можно и статус юродивого заработать. А там и люди шарахаться начнут. Если такие людишки, как Вершила стороной станут обходить, так и хорошо, но мне же нужна социализация. Надолго ли я вот здесь? Не понятно, может это кома, но не столь важно. Важнее иное, нужно быть собой будь все происходящее даже плодом моего воображения. И жить и действовать так, как хотел жить. По справедливости, как я ее понимал.
Мне рассказали, кто я. При этом, парень не стал задавать вопросов про бесов или еще чего, чем, на самом деле, спасал свою жизнь. Начни он тут мне задвигать о том, что в меня бесы вселились, или еще какую ерунду, то мог и…
– Чего хочешь? – спросил я в нетерпении, между тем, не показывая вида, что мне больно от того, что расшатываю веревку.
– Уйти, – дьячок приблизился ко мне еще ближе, заставляя поморщиться. – Обрыдло мне все тут, уйти нужно.
Зубы он не чистил давно… Никогда! Все же привыкли мы, люди из будущего, когда или посторонних запахов нет, или все вокруг благоухает парфюмом. Здесь и сейчас так все «благоухало»… всеми ароматами Франции, той, средневековой, где ночные горшки на голову выливали. Я никогда неженкой не был и на войне какие только ароматы не испробуешь, но сейчас приходилось напрягаться.
– Хочешь идти, уходи! – сказал я.
– Не-е-е, – протяжно чуть ли не завыл дьячок, я, сбрасывая веревку с ног, чуточку сильнее нажал на руку. – Больно! Мне одному ходу нет. Сирого обидеть может каждый. А ты, Фомка… э-э… Влад, так тебя называл ратник князя Ивана. Ты сильный, вона и Вершила боится тебя и не знает, что делать нынче. Я сам слышал, как он того, ну когда Улку… того, ну я видел…
Мда… Собеседник мне попался прямо-таки златоуст. Так умеет рассказать, это, того… ни черта не понятно. Но пока он объяснял про романтик Улки и Вершилы, при этом краснея и бледнея, что даже в потемках было заметно изменение цвета лица, я успел избавиться от веревок на руках.
Итак, появился я тут
– И где это все? – перебил я рассказ парня.
– Так при храме и осталось, – отвечал рассказчик.
Виру он хочет? Вот же гад! Судя по рассказу, на мне было добра весьма и очень много. Оружие, доспехи, кони, может еще что. Но сейчас до правды не докопаюсь.
А что еще про меня рассказать, так и нечего. Пришел в город, стал молиться, от церкви далеко и не уходил и все молчал, все прощал. Я сам стоял на коленях и умолял Илью выгнать беса, помочь разобраться с тем, что со мной произошло и почему я тогда, с половцами… Я не говорил, я все это написал. Вот, значит грамотный, это мне в плюс. Долго мурыжил меня священник, все обхаживал, да словесными кружевами опутывал, проникая прямо в создание и деформируя уже надломленную психику.
Тогда и Улка и Вершило, да и священник Илья, стали откровенно издеваться надо мной. А все верил в то, что мои бесы покинут меня, что я проклятый, что все терпеть должен и тогда…
Вновь нахлынули воспоминания и опять разболелась голова. Но в этот раз я смог сдержаться и почти не показать вида. Вместе с тем, получалось отвести подозрения и доказать, что я есть я. Пришли мысле-образы, которыми я мог отвести подозрения в своей бесовской натуре.
– С тех пор на мне и уборка и дрова и скотину присматривать, – стал я дополнять рассказ… ясно в общем.
Рабство. Это было натуральное рабство. Вместе с тем, я прежний разгребал все дерьмо, не отвечал на унижения, мне приносили милостыню, когда Вершила и Улка рассказывали слезливые истории, побуждая людей нести еду. И за это меня кормили, и не так, чтобы хорошо, овсяная каша из зерен – основная еда.
– А как тебя зовут, убогий? – спросил я.
– Спиридоном кличе святой отец Илья, – я увидел проступившие слезы у парня. – Отпусти, я же и так все скажу, без утайки. Неча мне таиться от тебя, нам еще разом жить.
– Чего? – я опешил и даже отпустил руку дьячка. – Я жить с тобой не буду.
– И я не буду, я не энто… ну то самое… стало быть, – вновь стал мямлить Спиридон.
Спирик, Спирка… и все равно на ум приходит спирт. Наверное, я бы даже выпил чуток, было бы чего. Не любитель я этого дела, но повод-то какой! Отметить бы событие, что остался жив здоров.
С горем пополам я смог понять дьячка, как и выяснить чего он от меня хочет. Спирка разговаривал со мной, как с юродивым, неполноценным человеком. Ну а как иначе? Столько терпеть унижения и боли, отдать свое имущество запросто так? Да я и сам бы такого считал придурком. И сейчас, когда я явно другой, Спиридон не изменяет своего отношения ко мне. Ничего, еще изменит, если все-таки я решу, что нам, пусть и временно, пусть до калитки из города, но по пути.
Все достаточно просто: молодой парень возжелал сбежать с того места, которое считает тюрьмой. Он даже обвинил настоятеля церкви в том, что тот тайно ходит на капище некоему Чернобогу. И я ему в помощь, так как всякий обидит слабого, даже если он будет в рясе.
И вот этот Илья и обманщик и всяко греховный человек и не дает таланту Спиридона раскрыться. А вот он, Спирка, стало быть, умнейший человек, читать, писать и счету обученный, Книгу наизусть почти всю знает. Такому только дойти до стольного града Киева и в любой храм его возьмут на службу.