Грифон торжествует. Проклятие Зарстора
Шрифт:
— Я хочу быть Керованом, никаким не повелителем, но обыкновенным человеком, — сказал мой лорд, но затем добавил скорее для меня, а не для Пивора: — Быть только самим собой.
— Что, в общем-то, важнее всего, — я легко нашла нужные слова. — Ты — мой лорд, твои желания исполнятся только благодаря твоим собственным усилиям. Тебе определять наше с тобой будущее.
Пивор улыбнулся.
— Прекрасно, дети мои. Ступайте в мир, который вы выбрали. Предвижу, что что всё у вас будет хорошо, и, возможно, вы ещё встретитесь кое с чем удивительным.
И
— Наш мир.
Я притянула его к себе, и наши губы встретились, а их тепло превратилось в пламя, и в этом пламени мы оба будем пылать вечно.
Проклятие Зарстора
Перевод Д. Арсеньева
Глава 1
Бледный солнечный свет коснулся верхушек скал на краю безымянной западной долины, куда недавно в своих бесцельных скитаниях забрела Бриксия. Долина лежала достаточно далеко от разорённых земель на востоке, чтобы ощущать сомнительную безопасность — если, конечно, сохранять осторожность. Присев на корточки, девушка хмуро взглянула на далёкие облака на востоке — предвестник плохой погоды. Она водила лезвием своего ножа по оселку, с беспокойством разглядывая тонкую стальную полоску. Хотя нож и был выкован из хорошей стали, это случилось так давно в прошлом, что девушка даже не пыталась припомнить. С тех пор лезвие уже столько раз затачивали, что теперь, она это хорошо знала, ей нужно быть очень осторожной, или эта тонкая полоска металла лопнет, и она останется без оружия, без инструмента — без всего.
Руки у неё теперь были загорелые и покрытые шрамами. Ногти на пальцах обломаны, под ними темнели полоски грязи, и она даже песком не могла вычистить их. Трудно поверить, что когда-то она держала веретено или челнок ткацкого станка, иголкой вышивала разноцветные картины на кусках плотной ткани, которые развешивали потом на стенах крепости. Так жила совсем другая девушка, нежная и надёжно защищённая, жила в Верхнем Халлаке, прежде чем пришли захватчики. Та девушка умерла когда-то, в длинном коридоре времени, начало которого вспоминается теперь с большим трудом.
Со времени бегства из осаждённой врагами крепости, которая всегда была её домом, Бриксия стала крепкой и выносливой, как металл, который теперь держала в руке. Она узнала, что время — это всего лишь один день от рассвета до того, как удастся найти убежище в надвигающихся сумерках. Никаких пиров, никаких отличий одного месяца от другого — только времена жары и времена холода, когда промерзают даже кости; в такие периоды она кашляла и боялась, что больше никогда не согреется.
Никакой лишней плоти на её теле не осталось, она ныне тонка и крепка, как тетива лука. И — по-своему — почти так же смертельно опасна. То, что когда-то она надевала тонкие ткани, носила ожерелье из янтаря и золотые кольца на пальцах, казалось теперь сном, тревожным
Она скиталась в постоянном страхе, пока тот не стал близким другом, и если бы он вдруг исчез, девушка почувствовала бы себя обнажённой и потерянной. Бывали дни, когда где-нибудь в пещере или под деревом она готова была закрыть глаза, сдаться, отказаться от упрямого желания выжить, принять смерть, которая шла по её следу, как охотник за раненым оленем.
Но в ней сохранялась упрямая решимость — наследие её рода. Разве не течёт в её жилах кровь Торгуса? Во всех долинах Верхнего Халлака известна Песнь о Торгусе и об его победе над Силой Камня Ллана. Род Торгуса, может быть, не был богат землями и драгоценностями, но его дух и сила всегда высоко ценились.
Девушка убрала рукой прядь выгоревших на солнце волос, неровно подрезанных на шее. Для бродяги в диких краях не очень-то подходят переплетённые золотом косы обитательницы будуара. Продолжая точить нож, она тихонько напевала Вызов Ллана, так тихо, что даже собственными ушами не слышала этих звуков. Хотя слушать здесь было некому — она тщательно обыскала всё это место вскоре после рассвета. Разве посчитать слушателем птицу с чёрным хохолком, которая угрожающе прокричала что-то с вершины ближайшего изогнутого ветром дерева.
— Так, так… — она проверила острие лезвия на прядке волос, упавшей на глаза. Заточенная сталь легко перерезала прядку, в пальцах осталось несколько волосков. Девушка выпустила их, ветер подхватил и унёс тонкие нити. И тут Бриксия снова ощутила страх. Местность была ей совершенно неизвестна, и лучше было закопать унесённую ветром частичку себя. Ведь старые предания гласят, что существуют какие-то малоизвестные силы, которые могут использовать волосы, ногти, слюну для злого волшебства.
Впрочем, подумала она, тут некого бояться. Конечно, здесь, рядом с Пустыней, сохранилось множество свидетельств пребывания тех, кто когда-то владел этой страной, — Прежних. Они оставили каменные монолиты, странные места, некоторые из них притягивают к себе, а некоторые — пугают.
Но всё это лишь следы давно исчезнувшей силы, или сил. Те, кто владел этой силой, давно исчезли. Чёрная птица, словно отрицая это, снова громко крикнула.
— Эй, ты, чёрная! — девушка перестала напевать и взглянула на птицу. — Не больно-то высовывайся. Или хочешь встретиться с Утой? — и она испустила негромкий, но резкий свист.
Птица неистово завопила, словно знала, кого призывает девушка. Потом снялась с ветки и улетела, держась совсем низко над землёй.
Из зелёной травы (здесь давно уже не было овец, чтобы ощипать её) поднялась пушистая голова. Показав зубы, кошка зашипела, глаза её раздражённо проследили за улетающей птицей, которая, последний раз хрипло крикнув, тут же исчезла.
С невозмутимым достоинством своего племени кошка неторопливо направилась к Бриксии. Девушка приветственно протянула ладонь. Они уже давно бродили и ночевали вместе, и девушка была польщена, что Ута выбрала её в спутники во время этих бесцельных блужданий.