Григорий без отчества Бабочкин
Шрифт:
Хотя на самом деле – в этом-то и суть, что он не живой и даже не человек. Говори что хочешь – он тебе слова в ответ не скажет. Это же идеальный друг, получается!
Плохо только, что планшет прятать приходится. Из-за матери. Вообще, да? Лучшего друга – и под кровать. Там же пылища!
Вообще, я его и не прячу особо. Потому что, давайте будем откровенны, «под кровать» – это так себе тайник, сомнительный. Особенно если ваша мать такая, как моя, – безграничная, в плане своей вездесущести. О нерушимости территориальных границ она если и слышала, то в каком-то давно забытом сне.
А
– Не нравится – адьёс!
В смысле, скатертью дорога.
А я, может, и рад бы! Но от бабули на тренировки далеко ездить. Да и потом, это же сразу пожизненная эмиграция. Я мать знаю! У неё если ушёл – значит, ушёл, с концами. А дом есть дом. Тут вайфай, да и кормят периодически. Не рябчиками, конечно, но пельмени регулярно дают. И пиццу заказывают! А у бабули что? Её саму кормить надо. Она же уже как ребёнок! ||
Кстати, о еде. Не мешало бы пожевать чего-нибудь человеческого. Не в том плане, что я – доктор Лектер [14] , но мне вообще-то тоже нужно питаться. Белки там, углеводы! Как говорится, одним святым духом сыт не будешь.
Или так не говорится? ||
В общем, я вышел на кухню, чтобы хоть горбушку какую пожевать… Довела ребёнка!
И сама, главное, сидит – фотографии к себе прижимает. Рыдает!
Ну я-а-асно! Опять манипуляции пошли! Когда она уже поймёт, что мне плевать на её трудности? Это я раньше чуть что к ней бросался – утешать. На работе завал – я бегу. С отцом поцапались – я бегу. Устала – я снова рядом. А теперь – всё. Я вырос и сам устал. И вообще, в утешители не нанимался. Пусть вон дневник себе заведёт и в него плачется.
14
Серийный убийца из романов Томаса Харриса.
Так и хочется сказать: «Соберись, тряпка!» ||
Понятно, ничего такого я не сказал. Это было бы слишком, даже для меня. А вот ему бы я точно сказал. Ох, чего бы я ему только не сказал! И про то, и про это. Если бы мог. А c неё что взять, когда она женщина!
В общем, я стоял там как дурачок с этой горбушкой. Делал вид, что соль ищу. А сам только и думал, как сделать так, чтобы она перестала. Мне, конечно, эти её рыдания до лампочки. Пусть ревёт сколько влезет. Главное, чтобы я не слышал.
В общем, соль я так и не нашёл. И разозлился просто до ужаса. Сказал:
– Нам тут в школе задали стихотворение учить. Хочешь послушать?
Сам я все эти стишки на дух не выношу. Даже презираю. Соплевыжималка какая-то. Но мать, знаю, любит. Я как сказал, она прямо встрепенулась вся. Закивала.
А я откусил от горбушки и прямо так – с набитым ртом – начал:
ЕслиМать прямо обалдела. Серьёзно, даже плакать перестала. Может, из-за икоты? Она у неё всегда от сильного потрясения начинается.
Так я давай на полную громкость декламировать. Хотя не так уж это и просто – читать, когда тебе на ухо ик-икают:
Можно вспомнить былое, каждую светлую малость,И с болью твердя, как горько в разлуке пройдут года…Дальше я там пропустил немного. Забыл просто. А потом вспомнил и дальше пошёл. Таким голосом, ну вроде как непререкаемым. Таким, каким она меня обычно в школу с температурой 36,9 отправляет!
Если любовь уходит – хоть вой, но останься гордым.Живи и будь человеком, а не ползи ужом!Чтец из меня, конечно, ещё тот. Но, как ни странно, даже в таком виде это сработало – мать успокоилась. Я думал, вот сейчас она ещё разик всхлипнет, последний, и тогда уже всё – с сыновним долгом, считай, покончено. Можно будет обратно в комнату идти.
Но куда там! Она опять за разговорчики взялась. Завела свою лебединую песню. Ещё и спасибо сказала.
Вот зачем, а? Неужели нельзя было просто промолчать? Так нет же! Вечно всё испортит. ||
А со стихами этими вот как вышло. Нам Леокадия дала задание – выбрать что-нибудь из внеклассного, желательно поэтическое, и выучить наизусть. Я сначала подумал: «Что за бред опять? Лучше бы Брэдбери лишний раз обсудили!» И со злости стал заучивать монолог Болконского – тот, который вообще не заучивается, про небо. Ну, чтобы свести её с ума окончательно. Но потом рассудил: «Ещё чего! Размечталась!» И потопал в библиотеку. А там этот – Асадов. Не собственной персоной, конечно. Так, книги.
А я стихи эти, говорю же, терпеть не могу. Но вдруг с чего-то подумал – вай нот? Для Леокадии ничего не жалко! А для общего развития даже полезно. ||
Вообще, конечно, странно, но я это стихотворение сразу запомнил. Видно, в точку попало. Может, из-за матери? Или из-за Малинки? Я о ней тоже думал, пока читал. Ну, что буду делать, если она меня бросит.
Нет, у нас всё отлично. Даже мысли такой нет. Но, с другой стороны, жизнь есть жизнь. И у неё есть одно золотое правило: либо ты – либо тебя.
Я-то Малинку, понятно, не брошу. Она же не переживёт! Но в теории ведь и сама может. Мало ли. Встретит там какого-нибудь хлыща усатого и надумает со мной распрощаться. Так я ей сразу это стихотворение вверну. Пусть не воображает! ||
О! Уже пишет мне в «Вайбере». Женщины – они, конечно, от животных многое переняли. Сразу чувствуют, когда пахнет жареным.
Но не все! Мать вон до последнего думала, что это не жареным пахнет, а розами. Ну, в этом вся она. Взрослая женщина, а ведёт себя как наивная дурочка. Будто ей пятнадцать.