Григорий Котовский. Загадка жизни и смерти

Соколов Борис Вадимович

Винокуренный завод, на котором работал отец Котовского, был построен в конце 1870-х годов князем Манук-беем на плавунах, без свай и без фундамента, из больших серых камней. Спирт гнали из дававшей хорошие урожаи в Бессарабии кукурузы. Тогда-то и приехала в Ганчешты семья Котовских. Старший брат, Петр Николаевич, был архитектором завода, а младший брат, Иван Николаевич – механиком.

Через Ганчешты течет река Когыльник. Село расположилось вдоль грунтовой дороги на Кишинев, той большой дороги, на которой немало погулял Котовский со своей бандой. В те времена Ганчешты было центром волости. Здесь имелись лавки, лабазы, кузницы, трактиры, большие дома купцов и скромные хаты крестьян и ремесленников, две православные церкви и синагога. Православные в Бессарабии резко преобладали. Григорий, однако, к елигии и церкви был всегда равнодушен

и, как кажется, вырос стихийным атеистом. Никогда в его речах, письмах или статьях не было обращения к Богу, в том числе в знаменитой «Исповеди», призванной спасти его от смертной казни. Но, тем не менее, христианскую заповедь «не убий» до поры до времени Котовский твердо соблюдал. Вплоть до Октябрьской революции 1917 года он своей рукой не убил ни одного человека.

Биограф Котовского Владимир Григорьевич Шмерлинг, первое издание своей книги выпустивший в серии «Жизнь замечательных людей» в 1937 году, утверждал, что в детстве будущий красный командир «рос сказочно сильным. Во время перемен Гриша затевал игру: повиснут на его руках пять человек, а он всех держит. Никто из товарищей по ганчештской школе не мог разогнуть его согнутую в локте руку; никто не мог так далеко забросить камень и бешено промчаться на самой резвой неоседланной лошади.

Сыновья ганчештских лавочников, кулаков и шинкарей, живших на главной улице местечка, побаивались сына механика винокуренного завода. Однажды в школе один из них накинулся на батрачонка. Гриша заступился за своего товарища и избил обидчика».

В общем, перед нами сказочный богатырь. Да еще как ловко противопоставлены сыновья лавочников, кулаков и шинкарей и сын механика винокуренного завода. У читателя должно создаться впечатление, что между ними была непримиримая классовая вражда, тогда как на самом деле все они принадлежали к тому, что сейчас обычно называют «средним классом». Ну, и конечно, как настоящий сказочный герой, Котовский с детства обладает незаурядной силой, но использует ее только для защиты униженных и угнетенных.

Отмечу, что вдова Котовского Ольга Петровная в связи с выходом первого издания книги писала Шмерлингу: «Книга хороша тем, что она правдиво отражает образ Григория Ивановича. Вы верно провели через всю книгу его порыв, его горение, его борьбу за идею коммунизма. 12 лет я страдала, 12 лет я ждала этой книги. Спасибо Вам. Мы радостно встретим 20-ю годовщину». Но образ, который создавали советские биографы Котовского, мог быть толь ко мифологизированным и до приторности положительным.

Тот же Шмерлинг, в полном соответствии с каноном положительного культурного героя мифа, утверждает, будто дома в детстве Котовский «был нежен с сестрами, нянчил младшую, Марию, старался не шуметь, когда отец усталый приходил с завода. Однажды отец вернулся с завода домой измученный, в мокрой одежде.

Весь день провел он за ремонтом парового котла. Сам вполз в него, долго возился, а потом вышел на сквозной ветер. Отец простудился. Около года пролежал он в постели. Простуда перешла в чахотку. В начале 1895 года Иван Николаевич Котовский умер, оставив детей без всяких средств к существованию; за всю свою трудовую жизнь он не мог из своего жалованья отложить ни копейки».

Тут и смерть отца дана вполне с канонами советской пропаганды: трудился на заводчика-эксплуататора, заработал чахотку и умер. И ни слова о том, что Манук-бей помогал отцу Котовского, платил ему жалованье даже тогда, когда тот уже не работал, и оплачивал дорогостоящее лечение. Биографу просто требовалось доказать, что ненависть к «эксплуататорам» нарастала с раннего детства, что он все время пропадал в «рабочих бараках».

Но то, что сообщает Шмерлинг дальше, полностью противоречит легендарному образу. Вдруг выясняется, что по своему кругу общения и родственных связей семья Котовских скорее принадлежала к «высшему свету» ганчештского общества. Конечно, Ганчешты – это не Петербург и даже не Кишинев, но все-таки утверждать, что Григорий Котовский в детстве и юности был ближе к батракам и рабочим, а не к тем, кто их эксплуатировал, – это легенда если и не советского времени, то, по крайней мере, тех лет, когда Григорий Котовский стал известный всему югу России грабителем-налетчиком. Тогда он начал позиционировать себя добрым разбойником, сочувствующим бедным и обездоленным. А для этого образа требовался герой, уже с детства познавший все тяготы жизни и проникшийся симпатией к угнетенным.

Оказывается,

старшая сестра Григория Софья вышла замуж ни больше ни меньше как за управляющего винокуренным заводом Горского. Чтобы сохранить миф о тяжелом детстве, Шмерлинг придумывает следующее: «Все в доме изменилось. Появились новые, дорогие вещи, ковры и посуда. Горский требовал к себе особого почтения. Он тянулся к богатству и знати. Управляющий сразу же невзлюбил своего шурина – подростка, который отличался «плохим поведением» в училище и всяческими проделками.

Однажды, во время семейной ссоры, Горский замахнулся на жену. Гриша схватил его за руку. Тот весь затрясся от возмущения. Гриша выбежал из комнаты, Горский погнался за ним, но не догнал. С этого дня он еще больше возненавидел мальчика.

Раньше в семье считали, что Гриша обязательно получит военное образование. Горский же рассудил иначе, – какой мол военный выйдет из заики – и, решив избавиться от своего неспокойного родственника, отдал его в низшую сельскохозяйственную школу. Сам князь Манук-Бей по просьбе Горского взялся похлопотать перед земством, чтобы сына умершего механика Котовского приняли на казенный кошт».

Если бы биограф Котовского не был скован марксистско-ленинской догматикой, то историю отношений Горского и Котовского можно было бы замечательно описать, используя фрейдистский Эдипов комплекс. Горский подозревает брата жены в инцесте с ней и потому любым путем стремится избавиться от действительного или мнимого соперника. На самом деле излагаемая Шмерлингом версия не менее анекдотична. Горский, который ходатайствует за Котовского перед князем Манук-беем, смотрится довольно нелепо. С чего вдруг управляющий, который терпеть не может шурина, вдруг заботится об его образовании. И почему если Котовский станет офицером, то это для мужа его сестры плохо, а если агрономом – то хорошо. И стремление быть офицером как-то не вяжется с упорным уклонением будущего красного комбрига от службы в царской армии. А ведь, окончив сельскохозяйственное училище, он потом имел бы все возможности поступить на военную службу вольноопределяющимся, что открывало дорогу к будущему офицерскому званию. Скорее всего, желание стать офицером – это позднейший миф, созданный самим же Котовским уже в советское время, чтобы показать, что, став командиром Красной Армии, он фактически осуществил свою детскую мечту. А про реальное училище, из которого Котовского вышибли за неуспеваемость, Шмерлинг не стал говорить вовсе. Для того, чтобы замаскировать покровительство Манук-бея семье Котовских, и понадобилось придумывать ссору Котовского с Горским.

К сожалению, в случае с ранними годами жизни Котовского, до того, как он попал в поле зрения полиции, сначала как мелкий мошенник, затем – как дезертир, а потом уже – как знаменитый разбойник и налетчик, мы вынуждены иметь дело с мифами, сначала порождаемых им самим, а потом – советской пропагандой. Впрочем, и вокруг последних лет жизни Котовского после революции 1917 года и вплоть до его трагической гибели мифов тоже предостаточно и, из-за недостатка документов или независимых от мифов мемуарных свидетельств порой оказывается невозможно отделить правду от вымысла.

Тут следует сказать, что после того, как на исходе перестройки появились, наконец, возможности более или менее объективно и с привлечением архивных источников исследовать биографии многих героев советского времени, Котовскому в этом отношении не слишком повезло на его родине, в Молдавии. Он не принадлежал к коренной молдавской нации, будучи русским, и после появления независимого Молдавского государства у местных историков фигура Котовского большого интереса не вызывала. А ведь именно в Молдавии сохранились архивы, которые могли прояснить многие загадки юных лет «последнего гайдука», и могли также сохраниться еще устные свидетельства, передаваемые из поколения в поколение и существенно отличающиеся от канонической версии раннего периода биографии Котовского. В отколовшейся же от Молдавии по инициативе Москвы Приднестровской Молдавской Республике, население которой во многом сохранило прежний советский менталитет, Котовский остался положительным культурным героем мифа, и никаких критических исследований его биографии здесь, вполне естественно, так и не было предпринято. Кстати сказать, сама ПМР возникла примерно на той же территории, где в 1925 году была создана Молдавская АСССР, одним из вдохновителей которой был Котовский. Ее в шутку даже называли иногда «Республика Котовия».