Григорий Николаевич Потанин. Жизнь и деятельность

Обручев Владимир Афанасьевич

Пришлось вернуться в Томск. Потанина объявили под домашним арестом, к дверям его квартиры поставили жандарма; потом к нему явился жандармский полковник, произвел обыск, в результате которого забрал десятка два писем.

Вскоре арестованных Потанина, Ядринцева и Колосова увезли в Омск и посадили в разные камеры городского острога. Это было в 1865 г. В следственной комиссии Григория Николаевича допрашивали о всех лицах, упомянутых в письмах его друзей к нему и в его письмах к ним. Он догадался, что и у них были сделаны обыски. Спрашивали, чем каждое лицо занимается, с какой целью завелось знакомство, были ли беседы о недостатках государственного режима. В руках комиссии оказалась и статья Потанина, напечатанная в «Военном сборнике», в которой он описал, как

казаки ходят в киргизскую степь на пикетную службу. Его спросили, не имел ли он намерения поселить в казаках неудовольствие правительством, изображая их условия жизни в непривлекательном свете. Выяснилось, что все дело возникло в связи с маленькой прокламацией, в которой правительство обвинялось в угнетении Сибири и народ призывался к восстанию. Эту прокламацию случайно нашли в корпусе у одного кадета, который получил ее от другого кадета, брата офицера, друга Потанина. Кадет нашел ее в столе своего брата, заинтересовался ею и принес в корпус, где она пошла по рукам. Обыск у офицера, взятие писем Потанина, Ядринцева и других вызвали громкое дело о сибирских «сепаратистах», к которому привлекли также Щапова, Шашкова, Щукина из Иркутска и других лиц из Москвы и Уральска.

Происхождение этой прокламации и другой, более пространной и резкой, найденной у Щукина, комиссии не удалось раскрыть, но на основании писем она выяснила всю деятельность друзей Потанина в Петербурге и в Сибири, их намерения изучать интересы Сибири и отстаивать ее нужды, их разговоры о возможном отделении Сибири от России в далеком будущем. Убедившись в этом во время следствия, Григорий Николаевич написал признание, в котором заявил, что главным агитатором в кружке был он, что при случае он говорил о возможном отделении Сибири, но только с целью поразить этими словами равнодушное сибирское общество и заставить его задуматься над вопросом о причинах, препятствующих культурному и экономическому развитию Сибири.

Следствие длилось полгода; по окончании его всех обвиняемых перевели в тюремный замок и поместили в общей камере. Днем все камеры открывались, и заключенные в тюрьме могли общаться друг с другом. Потанин воспользовался этим, чтобы ближе познакомиться с тюремными жителями, среди которых были и сибирские крестьяне, и бродяги из ссыльнопоселенцев, и киргизы — мулла, организатор грабежа и убийства, сказочник и барантач, т. е. конокрад, вместе с тем хороший певец. Григория Николаевича интересовали споры «чалдонов», т. е. сибирских крестьян, с бродягами, мировоззрение тех и других, киргизские сказки и песни; записывать последние помогал ему мулла. Ядринцев завел много знакомств в разных камерах и собрал много материала для книги «Русская община в тюрьме и в ссылке», которую он написал позже.

Пребывание в омской тюрьме продолжалось целых три года, пока был получен судебный приговор из московского отделения Сената.

Потанин как главный «злоумышленник» был сначала приговорен на 15 лет каторги, но потом суд нашел смягчающие обстоятельства и сократил наказание до пяти лет. Остальные были присуждены к ссылке с лишением прав, и только один оправдан. Каторжные работы предстояло отбывать на Нерчинских заводах, а ссылку — в Сибири. Но так как преступники были осуждены за. пропаганду сепаратистских идей, то генерал-губернатор, отсылая следственное дело в Петербург, просил выдворить всех «сепаратистов» из Сибири. Поэтому начальство приказало отправить Потанина в крепость Свеаборг в Финляндии, где находилась арестантская рота военного ведомства с каторжным отделением, а пять его друзей — в ссылку в Архангельскую и Олонецкую губернии.

Обряд предания гражданской смерти был совершен над Потаниным рано утром. Потанина подняли в четыре часа утра и доставили в полицейское управление. Здесь его посадили на высокую колесницу, повесили на грудь доску с надписью и повезли к эшафоту, устроенному на берегу реки Оми, у входа на базарную площадь. Григория Николаевича ввели на эшафот; палач привязал его руки к столбу, чиновник прочитал приговор. Зрителей было не много. Продержав у столба несколько минут, Потанина отвязали

и на колеснице отвезли в полицейское управление, где были собраны и его друзья, чтобы выслушать приговор.

Вечером того же дня Григорий Николаевич был отправлен в Свеаборг под конвоем жандармов, а его друзья пошли в ссылку по этапу. Этот день они провели вместе Перед сумерками Григория Николаевича вызвали в кордегардию, где в комнате караульного офицера кузнец заклепал кандалы на его ногах. Сына этого кузнеца Потанин, живя в Омске, обучал грамоте, и кузнец был смущен, увидев преступника. Потом пришел чиновник с листом бумаги и начал описывать приметы Потанина: «глаза карие, волосы русые, нос обыкновенный». В качестве особой приметы чиновник с радостью записал «на носу шрам», и Григорий Николаевич почувствовал, что чиновник считает его мошенником.

У ворот тюремного замка уже стояла повозка, запряженная тройкой лошадей.

Глава VII. НА КАТОРГЕ И В ССЫЛКЕ (1868—1874)

В каторжном отделении свеаборгской тюрьмы. Условия жизни и работы. Майор Ясинский. Переход на положение ссыльного. В тюрьмах Петербурга и Москвы. Путь по этапу в Никольск. Жизнь в кухонке у городового. Писатель крестьянских прошений. Перевод в Тотьму. Возвращение в Никольск. Ссыльный Лаврский и его сестра. Женитьба. Освобождение

Проезд из Томска в Свеаборг занял 17 дней. До Нижнего Новгорода ехали на почтовых лошадях. Два жандарма, сопровождавшие Потанина, всегда требовали на станциях отдельную комнату для ночевки совместно с арестованным, во избежание встреч с посторонними лицами. От Нижнего до Петербурга ехали по железной дороге; жандармы выбирали уголок в конце вагона и не позволяли остальным пассажирам разговаривать с арестантом.

В Свеаборге Потанин оказался единственным каторжником, так как незадолго до его приезда были уничтожены каторжные отделения при военно-арестантских ротах в Европейской России и вместо них учреждены военно-каторжные роты в Сибири, в Тобольске и Усть-Каменогорске. Поэтому тюремное начальство полагало, что Потанин находится в Свеаборге временно, и поместило его в общую камеру с военными арестантами. В этой камере сидело до 20 человек; вдоль боковых стен шли нары, совершенно голые, только подле стен лежали свернутые матрасы, которые арестанты должны были приобретать на свой счет. В одном углу стоял отдельный топчан: его отдали новому постояльцу.

В камере сидели солдаты, осужденные за преступления против военной дисциплины — пьянство, прогул, мелкое воровство, оскорбление начальства; двое из них были убийцы, попавшие в арестантские роты только потому, что на суде назвались чужими именами [20] . Камера была замечательна по своему составу: в нее помещали только людей спокойных, трезвых и любящих порядок. Они приняли Григория Николаевича очень участливо, научили его снимать на ночь верхнее платье, поверх которого были надеты кандалы.

20

В то время, когда еще не было фотографии, обмен именами среди арестованных, находившихся под следствием в общей камере, устраивался за деньги или по дружбе. Например, обвиняемый в убийстве мог поменяться именами с другим, который обвинялся в более легком преступлении и подходил к первому по приметам и возрасту.

На следующий день Григория Николаевича переодели в арестантское платье — серую куртку и серые панталоны; из нижнего белья дали только рубашку; холщевая подкладка панталон заменяла кальсоны. Серая шапка и сапоги с очень короткими голенищами дополняли все обмундирование. Переменили его кандалы: омские были тяжелые, короткая цепь не позволяла делать полный шаг; вместо них дали легкие из проволоки и с длинной цепью, которую можно было подтянуть и подвесить на ременном поясе так, что она не стесняла при ходьбе.