Григорий Николаевич Потанин. Жизнь и деятельность

Обручев Владимир Афанасьевич

Познакомившись с Куку-нором в неудачное весеннее время, когда озеро было покрыто льдом, грязным от пыли, нанесенной западными ветрами, Потанин не мог оценить красоту его и, не задерживаясь, повернул в долину реки Харги, текущей из северного хребта. По этой долине в три перехода достигли перевала через хребет; подъем шел по речке, еще покрытой толстым льдом; на горах в логах и впадинах лежал снег. Перевал имел 4150 метров высоты. Подъем и спуск были пологие, и рассказы тангутов, что перевал не доступен для верблюдов, оказались ложью. Спуск привел в широкую долину реки Да-тун-гол, которая отделяла этот первый хребет системы Нань-шаня от второго. Дно долины представляло во всю ширину сплошное кочковатое болото, но пройти его было нетрудно, — весна на этой высоте в 3550 метров едва начиналась, и болото

еще не оттаяло. Благодаря тому же обстоятельству река была не глубока, ее легко перешли вброд и остановились у подножия второго хребта, в устье ущелья. Пока ставили палатки, стадо баранов, которое было куплено еще перед Куку-нором для продовольствия, убежало; в это время начался снежный буран, и выследить баранов было невозможно; посланные люди вернулись без них. Буран продолжался всю ночь. Утром, когда он прекратился, возобновили поиски и, наконец, нашли стадо, укрывшееся в котловине между горами. Из-за этого потеряли целый день.

Дальше поднялись на второй хребет по короткому ущелью. Перевал в 4035 метров был под снегом, дул сильный холодный ветер, поднимавший снег; температура упала до —9°, руки мерзли. Спускать верблюдов с перевала по глубокому снегу пришлось по одному; с одного вьюк свалился, другой порезал себе подошву об острые камни под снегом. В конце спуска снега почти не было, но дно долины было болотистым, и верблюды скользили. На ночлеге с трудом нашли место для палаток,— везде были кочки. Стоянка была у границы леса, ниже ее видны были деревья можжевельника.

На следующий день перевалили на северном склоне в долину реки Бага-донсук. Спуск был очень болотистый, вся долина была занята болотом с густым кустарником; с трудом выбирали направление для прохода верблюдов. Ниже болото стало суше, но кусты стали выше, что тоже затрудняло проход вьюков; кусты караганы и колючей облепихи достигали двух метров высоты. Еще ниже на склонах появился лес из ели и можжевельника; здесь ночевали и на утро спустились в широкую долину реки Эдзин-гол, отделяющую второй хребет от третьего. Последний китайцы называли Па-бао-шань, монголы — Найман-эрдени-ола; то и другое значит — гора восьми драгоценностей. Вершины его были под снегом.

По долине реки Эдзин-гола экспедиция прошла до монастыря Па-бао-сы. Оба склона были заняты еловыми лесами, а дно долины было луговое с кустами ивы и облепихи до пяти метров высоты; ниже появился и тополь. У монастыря простояли два дня. Ниже его река Эдзин, приняв слева реку Бардун, текущую по той же продольной долине с запада, прорывалась диким ущельем через хребет Па-бао-шань на протяжении около 40 километров. Это ущелье было доступно для проезда только в самую малую воду, и экспедиция поэтому направилась вверх по долине реки Бардун. Вскоре из-за скал, подступивших к реке, пришлось переходить ее вброд два раза; броды были глубокие, в полбока лошади и по брюхо верблюду. На втором броду переправа верблюдов заняла два часа. Каждого вел под уздцы один человек, а двое по бокам поддерживали вьюк.

Дно реки было завалено крупными валунами, на которых верблюды легко могли поскользнуться и упасть с вьюком в воду. За бродом пришлось остановиться, чтобы люди обсушились после холодной ванны. Дождь на следующее утро заставил простоять здесь еще один день.

Так как долина реки Бардун дальше превратилась в ущелье, пришлось уйти на правый склон, разрезанный боковыми долинами, проделать ряд подъемов и спусков через отроги, поднимаясь выше границы леса. Три верблюда так устали, что легли, и их вьюки переложили на других. Ночлег, после этого трудного перехода, в боковой Долине возле леса ознаменовался нападением волка на стадо баранов, которое шарахнулось и убежало в горы. Ночью найти стадо не могли, а утром оказалось, что восемь баранов были зарезаны, причем два были так изгрызаны, что не могли уже пойти в пищу людям. Остальные бараны были рассеяны по горам, их долго собирали, но двух совсем не нашли. Поиски и свежевание зарезанных задержали выезд с этого печального ночлега до полудня.

В этот день дорога шла по гористой местности, заросшей лесом, в котором приходилось держать баранов грудкой, не давая им рассыпаться, особенно на спусках. В одном месте выступ скалы разрезал стадо на две части; одна часть растерялась и бросилась бежать в сторону,

пока не очутилась на краю отвесного обрыва, откуда их удалось вернуть. На этом переходе еще больше хлопот доставили верблюды; они уже устали, и на подъемах и спусках приходилось вести каждого отдельно, поддерживая вьюки с боков силами трех-четырех человек; спуски и подъемы были не длинны, но круты и каменисты.

Верблюды уставали так скоро после начала путешествия, по-видимому, не только потому, что они были не из лучших, но также и потому, что наступила пора их линяния к лету; в это время с тела верблюдов целыми клочьями слезает их старая шерсть, и они постепенно становятся голыми. А экспедиция как-раз находилась в высоких горах, где температура и в полдень редко была выше а по ночам мороз достигал —5 и —6°, причем нередко выпадал снег. Кроме того, были переправы через холодные реки. Это замедлило линьку и вызвало утомление. Более слабые верблюды шли без вьюков и все-таки порой отказывались итти; у них внезапно подкашивались ноги, они начинали дрожать всем телом, ложились, и никакими мерами нельзя было заставить их встать. Монголы объясняли это испугом и уверяли, что высокие горы своим видом вызывают у животных нервное потрясение. Скасси на основании своего опыта в Туркестане подтвердил, что в это время года на высоких горах около половины верблюдов сразу лишается сил. Поэтому приходилось задумываться о судьбе каравана; стало ясно, что на верблюдах нельзя будет выбраться из Нань-шаня, так как предстоял еще переход через самый широкий северный хребет.

Григорий Николаевич просил одного из китайских чиновников, сопровождавших экспедицию из Донкыра, съездить к кочевникам шира-егурам, жившим в соседней долине, и нанять у них яков для перевозки вьюков, а в ожидании их прихода караван медленно подвигался вверх по долине реки Бардун. Населения здесь не было, но в разных местах встречались в виде ям, шурфов и отвалов признаки добычи россыпного золота, частью старые, частью недавние. По расспросам оказалось, что, когда устанавливается более теплая погода, в долину приходят китайцы из-за хребта и моют золото. Эту верхнюю часть долины они называют Е-нью-коу, т. е. долиной диких коров, так как в ней встречаются дикие яки, многочисленные в средней части Нань-шаня.

По прибытии 20 яков с шира-егурами караван повернул из долины реки Бардун на север и небольшими переходами, ради сохранения верблюдов, шедших порожняком, начал переваливать через целый ряд цепей северного хребта, останавливаясь в промежуточных между ними долинах. Дорога была трудная, и возни с верблюдами было много. В местах, размытых дождями, по которым яки шли свободно, для верблюдов надо было чинить тропы. Приходилось выводить их по одному на перевалы и водить под уздцы в трудных местах на косогорах. Яков меняли на стойбищах шира-егуров; последние иногда привозили на стоянки каравана угощение в виде свежего и кислого молока и масла в деревянных ведерках, а на продажу привозили муку и соль. Некоторые хлопоты доставляли и яки: навьюченные, они не шли гуськом, как верблюды, а всегда шли кучей, при этом то обгоняли друг друга, то теснились на одной тропе, сталкивая с нее друг друга. При этом ящики с коллекциями постоянно стукались, а так как ящики были плохие, они часто ломались, и их приходилось чинить. Один раз ящик со шкурками птиц совсем развалился и упал в болото. Шкурки подмокли, пришлось их совершенно распаковать, просушить и опять упаковать. На последней стоянке в горах большая компания шира-егуров организовала встречу каравана. Они выставили большую палатку, ламы из соседнего монастыря и старший из кочевников угощали в ней путешественников чаем и дали им муки, риса, хлеба, изюма, сахара и молока, так как узнали, что в караване все запасы истощились, осталось только несколько баранов.

За этой стоянкой злоключения экспедиции скоро кончились. Она спустилась с гор к китайскому городку Ли-юань, где ее встретил местный мандарин, очень беспокоившийся о судьбе путешественников и устроивший выезд к ним шира-егуров с провизией. Он сам приезжал в их палатки, стоявшие за городом, прислал им готовый обед, риса, муки и свинины, а его жена — редиску, капусту и лук. Отъезд экспедиции проходил в его присутствии и был обставлен торжественно: пускали ракеты, а городская милиция выполняла церемонию коленопреклонения.