Гримстоун
Шрифт:
Будь спокойна, малышка, будь спокойна…
— Эрни оставил Блэклиф мне, — повторяю я. — И я собираюсь его отремонтировать. Так что мне придется ездить по этому пути. На самом деле, часто.
— Этого не произойдет.
Этого достаточно, чтобы я потеряла свою слабую дипломатическую хватку.
— Почему, черт возьми, нет? Серьезно? Почему тебя это вообще волнует?
— Я не хочу, чтобы сюда приезжали бригады людей, чтобы ты могла превратить этот дом в какое-нибудь
— Здесь не будет бригад, буду только я! И, может быть, электрик, — признаюсь я.
Это заставляет его задуматься. Он снова оглядывает меня с ног до головы, задерживая взгляд на дыре на моей рубашке.
— Ты собираешься провести весь ремонт самостоятельно?
Недоверие, к которому я привыкла. Я 5 футов 4 дюйма, у меня фиолетовые волосы и пирсинг, и хотя я выгляжу не так молодо, как Джуд, я точно не кричу «ответственный взрослый». Хотя именно такой я и была дольше, чем большинство людей.
— Да, я собираюсь сделать это сама. Потому что я чертовски эффектно обращаюсь с электроинструментами.
Это вызывает у него подобие улыбки. Зубов не видно, но они лучше, чем те, что были раньше — с небольшим отрывом.
— Поздравляю, — говорит он. — Мне по-прежнему насрать.
— Пожалуйста! — я действительно в отчаянии. Нам нужна эта чертова дорога. — Что мой дядя дал тебе в качестве компенсации?
— Десять тысяч в год.
Он произносит это спокойно и буднично, как будто такие деньги для него ничего не значат. Скорее всего, это не так.
Или он лжет. Как я могу это выяснить?
Он не лжет. Это как раз моя удача.
Мое тело словно из свинца.
— У меня нет десяти тысяч.
Дейн, как всегда, не дает мне покоя.
— Тогда как ты собираешься отремонтировать дом?
— Мне нужен каждый пенни, который у меня есть, и этого все равно не хватит. Пожалуйста, здесь только я и мой брат. Я умоляю тебя! Нам это нужно.
Я жалкая, но мне все равно. Я встану на колени, если понадобится — у меня нет гордости, когда дело касается Джуда.
Дейну, похоже, это понравилось бы. На самом деле, я, черт возьми, знаю, что он получает от этого удовольствие. Иначе зачем он натягивал эту цепь и смотрел, как я ее развязываю, прежде чем что-то сказать? Почему он стоит там, засунув руки в карманы, как будто ему хотелось бы заниматься этим весь день?
Потому что он бы так и сделал.
Посмотрите на него, он наслаждается этим…
Не взывайте к его лучшим качествам, у него, вероятно, их нет.
Будьте умнее.
Предложи ему то, чего он на самом деле хочет…
Это
Мы с Джудом поставили на кон все, что у нас есть, и я должна сделать так, чтобы это сработало. Все, что нужно.
— У меня нет десяти тысяч, но должно же быть что-то, что я могу сделать, чтобы заплатить тебе на твоей территории? Я не просто занимаюсь ремонтом дома. Я могу подстричь траву, вывезти мусор, я могу сделать все, что угодно...
Я намеренно перечисляю унизительные задания, потому что чувствую, что именно это больше всего понравится этому ублюдку-садисту. Ему нравится держать это у меня над головой.
И он не торопится с выводами, его взгляд скользит по моему лицу, телу, капелькам пота на губе, дыре на рубашке… Я не могу понять, испытывает ли он ко мне отвращение или хочет меня съесть.
— Хорошо, — говорит он так резко, что я подпрыгиваю. Это тоже заставляет его улыбнуться.
— Так... я могу пользоваться дорогой?
— Каждый чертов день.
— И... что я должна делать?
Эта улыбка самая ужасная из всех, потому что она самая искренняя.
— Ты сделаешь все, что я попрошу. Приходи завтра вечером и захвати с собой сумку с инструментами.
Глава 2
Дейн Коветт
Я не планировал предоставлять девушке сервитут — особенно после того, как понял, что она была нерадивой племянницей.
Я сделал выбор в тот момент из-за взгляда, которым она одарила меня, когда сказала: «Я могу все»...
Отчасти это было отчаяние, отчасти упрямство, и на сто процентов слишком соблазнительно, чтобы сопротивляться. Мой разум наполнился потоком извращенных фантазий.
Плюс, мне понравилось, как выглядело ее тело, потеющее и напрягающееся, чтобы прорваться через эту цепь. Солнце просвечивало сквозь ее тонкую рубашку, подчеркивая форму темных сосков и серебристый блеск колец.
Это была первая грязная мысль, которая пришла мне в голову о ней — желание привязать ее к кровати, чтобы я мог медленно дергать и скручивать эти кольца…
За этим последовала дюжина других. Искушения приходили жестко и быстро, образы того, что я хотел бы сделать с ее руками, ее ртом…
Это удивило меня, потому что я уже очень давно не чувствовала ничего подобного. Я даже не был голоден, и вдруг мне захотелось устроить пир из десяти блюд… захотелось этого от нее…
Ржаво-оранжевый «Бронко» и ее нелепые фиолетовые волосы… это обжигает глаза, и мне следовало бы ее ненавидеть, но я зациклился, как будто открыл для себя какое-то совершенно новое вкусовое сочетание, что-то такое, что почти хочется выплюнуть, пока не поймаешь себя на том, что тянешься за новой горстью...