Гринвичский меридиан

Лавряшина Юлия Александровна

И тут же с раздражением воскликнула, угадав его мысль:

— Да-да! Ваша драгоценная Томочка так бы не поступила! Она безропотно тащила бы свой крест по жизни и тихо умирала от любви к вам. Но я-то не собираюсь умирать! Слышите, мистер Бартон?!

— Когда вы уезжаете? — спросил он уже настойчивее.

— Завтра.

Ее согревшаяся рука прижалась к щеке Пола, еще небритой. Повернув его голову, она горячо задышала в губы, и Пола чуть не стошнило от смешанного запаха сигарет и виски.

— Я не хочу, — твердо сказал он,

глядя в требовательно устремленные на него глаза. — Тогда хотел, а теперь — нет.

— Вот, как все просто, да? — она касалась губами его губ, но не могла их оживить. — Хотел и расхотел. А я вот не расхотела. Что же делать?

— Принять прохладный душ.

Он представил ее тело под душем и в панике отстранился: "Черт! Так я не выдержу…" Но все в нем уже было против этой женщины. К тому же Пол отдавал себе отчет, что два раза — это уже система. Отказать в повторении, конечно, жестоко, но допустимо. В третий же раз это будет выглядеть просто глупо. А в четвертый вообще немыслимо. И значит, это будет повторяться снова и снова, как только она окажется в Лондоне. А уж Рита приложит все усилия к тому, чтобы вообще не вылезать с острова.

— Ну что мне еще для вас сделать, Пол? — вдруг закричала она и ударила кулаками по дивану. — Может, сплясать вам "Барыню" на столе? Или через костер прыгнуть? Вы ведь такими представляете русских? Я все для вас сделаю, только скажите!

— Мне ничего не нужно, — ровно произнес Пол, проклиная себя за то, что довел ее до такого состояния.

Он больше не мог обманываться и убеждать себя, что сделал это бессознательно. Нет, ему нравилось, что Рита охотится за ним, ведь он то и дело слегка поощрял ее. И вот теперь все обострилось до того, что было больно смотреть друг на друга.

— Почему, Пол? — она сжалась и выглядела совсем потерянной. — Чем Томка так ослепила тебя? В ней ведь и огня-то настоящего нету… Так, лучинка тлеет.

— Это не лучина. Это лампада.

Рита выпрямилась, и глаза ее холодно вспыхнули:

— Глупо, Пол, глупо! Через пятнадцать лет вы будете стариком, а она — молодой женщиной, обуреваемой страстями. Что вы тогда станете делать?

Бартон спокойно напомнил:

— Я могу и не прожить эти пятнадцать лет…

Отодвинувшись по дивану, Пол решительно встал и, нашарив в ящике ножницы, подошел к приоткрытому окну. Не говоря ни слова, он перерезал нитку, и шарик радостно метнулся к небу. "Еще одна капля крови в угоду небесам", — мрачно подумал Пол и решился оглянуться. Рита не двинулась с места и выжидала, собравшись всем телом, как большая, битая жизнью кошка.

— Если ваша одежда еще не высохла, я сейчас схожу и куплю вам новую, — он заметил, что нервно щелкает ножницами.

— Не надо.

Поднявшись, Рита молча ушла в ванную. Ее энергичная походка победительницы сменилась тяжелой поступью стареющей женщины. Пол в сердцах швырнул ножницы и сжал кулаки. Он не видел никакого выхода. Он ничем не мог ей помочь.

Она

опять ушла не попрощавшись, а Пол до последней минуты подыскивал слова, которые могли бы хоть чуточку ее ободрить. Весь остаток дня его не оставляло разочарование в самом себе. Ситуация была самая банальная, а он не сумел достойно выйти из положения. Униженная им женщина сейчас бродила по чужим для нее улицам и задыхалась от одиночества, потому что кроме него, Пола Бартона, в мире не было человека, способного ей помочь.

"И все потому, что в прошлый раз я опять позволил Режиссеру взять над собой верх! Да нет, хватит все сваливать на Режиссера… Кроме меня, никто в этом не виноват", — Пол со злости допил виски, потом спохватился и прислушался к себе — не захмелел ли? Но он был слишком возбужден, чтобы на него подействовала небольшая порция.

Проверив, не дрожат ли руки, Пол побрился, удрученно отметив, что в его щетине совсем не осталось темных волосков. То и дело поглядывая на часы, Пол неторопливо оделся, подошел к зеркалу и вскрикнул, увидев Режиссера. Тот насмешливо скалил крупные зубы:

— Великолепно, Бартон! В святые метишь? Все равно ведь не попадешь… Какого ж черта тогда отказывать себе в удовольствии?

— Уйди по-хорошему, — попросил Пол. — Просто исчезни.

— Может, мне вернуться в Россию? — как бы раздумывая, медленно проговорил Режиссер, кося из-под темных очков хитрым глазом.

— Что?! — вскинулся Пол. — Только попробуй!

Тот восторженно хлопнул в ладоши:

— Великолепно! Я снял бы тебя сейчас. Праведный гнев. Ты фотогеничен, Бартон. Раз уж из тебя не вышло хорошего режиссера, может, тебе попробоваться актером? Правда, придется сесть на диету…

— Моя работа меня вполне устраивает, — отрезал Пол.

— А помнишь, что сказал тебе тот русский мальчишка? В учителя подаются одни неудачники, нереализованное тщеславие которых требует хоть какого-то выхода. А самые неудачливые из неудачников отправляются учительствовать в Россию.

— Я не считаю себя неудачником.

— Великолепно! Отчего же ты бесишься?

Бартон ответил тем же тоном:

— От избытка сексуальной энергии. Вот женюсь, и все будет нормально.

Неожиданно Режиссер отступил вглубь зеркала и стал меньше любого из учеников Гринвичской школы. Откуда-то издалека донесся его непривычно печальный голос:

— Ты никогда не женишься, Бартон. Ты всю жизнь будешь стремиться к своей русской звезде… Но ты никогда ее не достигнешь.

— Достигну! — закричал Пол и рванулся к зеркалу, но там уже никого не было.

Он вновь бросился в ванную, умылся ледяной водой и спрятал лицо в мягкое полотенце, тонко пахнущее ополаскивателем. Манжеты сорочки оказались мокрыми, но Пол решил плюнуть на это. Визит Режиссера разбудил в нем злой задор. Ему хотелось действовать и немедленно. Ведь по большому счету у него вообще оставалось не слишком много времени.