Гробница Наполеона
Шрифт:
— Нет!
— А ты спрашивал? Ты вообще наводил справки? Прежде чем увлечься этой женщиной? Она ведь теперь вообще не может иметь детей. Да, да, и не смотри на меня так. Ладно я. Я просто ею воспользовался. И платил согласно тарифу. А потом она нашла тебя, дурачка. А теперь ты сокрушаешься: как же так? За что? Есть хорошая фраза, не мною придуманная: бесплатно — дороже! Это как раз про Ингу и ей подобных. Надо было не китайский зубрить, а по кабакам шататься. По ночным дискотекам. И переболеть этим в юности. Чудила, — почти ласково сказал Грушин. —
— Это все? — вновь спросил Артем.
— Нет. До кучи, — сказал Грушин грубовато и вновь подошел к шкафу.
Артем невольно сжал зубы. Что там еще? Зеленая шляпа? Туфли на шпильках? Ее кружевное белье?
Грушин достал диктофон. И со вздохом сказал:
— Мне бы хотелось все это озвучить. Любовь любовью, но потом люди, как правило, разговаривают. И порою говорят немало забавного. Давай послушаем эту запись.
Он нажал на кнопку. Артем услышал голос Инги:
«— Твоя жена догадывается?
— О том, что у меня случаются интрижки на стороне? (Голос Грушина.) Не думаю. Ольга — женщина недалекая. Всегда была такой.
— А если узнает?
— И кто ей расскажет? Ты? Мое слово против твоего? А кто ты такая?
— Я понимаю. Но если бы мы с тобой…
— Что?! (Смех Грушина.) Ты рассчитывала, что я тобой увлекусь? Брошу богатую жену? Женюсь на тебе? Девочка, как ты меня насмешила! Ой, насмешила! Значит, таковы твои планы? И кто вбил тебе это в голову? Удачливая подружка?
— Да. (В голосе Инги откровенно сожаление.)
— Что, ей повезло? Золушка стала принцессой? Возможно. Только надо знать, с кем играть в эти игры. В твоем случае принц должен быть толстым, некрасивым, страдать одышкой, иметь такую же толстую корову-жену и ничего не понимать в делах постельных.
— Как Артем Дмитриевич?
Реутов невольно напрягся.
— А что? (Зевок Грушина.) Подходящая кандидатура!
— Я это учту.
— И как ты до него доберешься?
— Ну, не знаю. Мне бы только дверца приоткрылась. Хоть щелочка. Малю-у-сенькая.
— А там уж ты постараешься. Понимаю.
— Расскажи мне о Реутове. Какой он?
— Тема? Он добрый. Но тщательно это скрывает. Вообще, в его груди бьется большое горячее сердце. Но он человек осторожный. Тут нельзя пережимать. Ни в коем случае не проси у него денег. Не жадничай. Его надо ловить на любовь. На настоящее чувство. Ха-ха! Шанс есть: он не нагулялся. В институте прилежно учился, на дискотеки не ходил, девочками не увлекался. По-моему, по окончании вуза так и остался девственником. Но тщательно это скрывал. Он вообще скрытный. А скрытные люди — наиболее уязвимые. Как показывает практика.
— Это хорошо. (Задумчиво протянула Инга.) Хороший материал. С таким можно работать.
— Эх ты! Профессионалка! Иди сюда, я тебя кое-чему научу…
Звук поцелуев. И другие отвратительные звуки. Потом долгий стон Инги и ее томный голос:
— Знаешь… Лучше тебя никого нет…
— Не могу ответить тем же.
— Нахал!
(Вроде бы шлепок.
— Достаточно? (Голос Грушина.)»
Ах, да! Артем спохватился. Это уже не на пленке. Грушин держит палец на кнопке, вопросительно смотрит на него и спрашивает:
— Достаточно?
— Да. Выключи.
Щелчок. Вновь голос Грушина:
— Тема, ты в порядке?
— Вполне. Значит, с таким материалом, как я, можно работать…
— Ну-ну. Успокойся.
— Кто это снимал? И кто записывал?
— Я.
— Зачем?
— Думал, авось пригодится. Разумеется, это копии. Есть еще оригиналы.
— А если Ольга узнает?
— Я человек осторожный. Пленки хранятся не здесь. Эти копии я сделал специально к сегодняшнему вечеру. Для тебя. Мы же друзья! И родственники. Мне хотелось немного придержать Ингу. Если вдруг она до тебя доберется.
— И ты специально меня позвал, чтобы…
— Порок должен быть наказан. Добродетель торжествует.
— Ты, что ли, добродетель?
Артем тяжело поднялся с кровати. Посмотрел на Грушина в упор, тяжелым взглядом и спросил:
— У тебя водка есть?
— Где? Здесь? А тебе не хватит?
— Ладно. Там, в каминном… зале. Еще есть. Я пойду.
— Тема…
— Не мешать! Не сметь мне мешать!
И он кинулся к двери. Как только Артем выскочил в коридор, Даниил Грушин расхохотался. Вот оно, начинается! Потом осторожно вынул видеокассету из магнитофона и то же самое сделал с диктофоном. Меры предосторожности надо соблюдать. Ольга не имеет привычки шарить в вещах мужа, но, как правильно говорится, береженого Бог бережет. И Даниил Грушин стал уничтожать пленки. Они свое дело сделали.
И в это время… В это время пробило полночь. Грушин бросил взгляд на часы и машинально подумал: «Полночь…» Ольга дала время до полуночи? И что? Ничего не изменилось. Мир не изменился. Все идет, как идет. Согласно его планам.
Даниил Эдуардович Грушин нежно посмотрел на мертвых красавиц и подмигнул Вивьен Ли: «Кажется, мы победили. Теперь все у нас будет хорошо…»
…В это время Валентин Борисюк был на втором этаже. Бродил, толкаясь в двери, и искал, чертыхаясь, чем бы перерезать ремень. И как перерезать. Мысль работала с трудом. Разумеется, надо было воспользоваться бритвенным прибором. Но легко сказать! Это же ремень! Кожаный ремень, прочный.
Когда пробило полночь, он это услышал. Внизу, в гостиной, раздался мелодичный звон. Потом еще какой-то звук, которому Валентин Борисюк не придал значение. Потому что его занимала только проблема связанных рук. Наконец он решился и толкнулся в каминный зал. Там сидели Сид, Инга и Прасковья Федоровна. Инга невольно вскрикнула.
— О боже! Он их убил! — взвизгнула Прасковья Федоровна. — Даню и бизнесмена!
— Чем? — и Валентин показал, что руки у него до сих пор связаны. — Реутов с Грушиным выясняют отношения. У него в спальне. А я… Ну, будьте вы людьми! Развяжите! У меня уже кровь не циркулирует! Сами бы попробовали!