Гробница вервольфа (Принцесса-чудовище)
Шрифт:
– Не понимаю, – разволновалась девушка.
– Вы хотите погрузить во тьму человека, которого любите?
Шарлотта не желала грубить доктору, все годы лечившему ее:
– Михаил Аристархович волен выходить на свет, когда ему вздумается. Или вы полагаете, я стану запрещать ему?
– Дело не в запретах, а в нем. Как вы представляете его жизнь с вами? Днем граф должен будет заниматься делами, у него много забот, и ему необходимо спать, как всем живущим на Земле. Он же не сможет все дела перенести на ночь. Но ведь вы-то живете ночью, днем даже в темноте у вас развиваются апатия и слабость. Стало быть, графу Уварову предстоит переменить свой образ жизни, а это,
– Но моя мать справлялась…
– Отказавшись от всего, что составляет человеческую радость, – возразил он. – Уварову придется сделать то же самое: отказаться от друзей, засесть в Озеркине и наслаждаться лишь вашим обществом. Герцогиня была женщиной, а женщине предначертано быть при муже, но Уваров мужчина, ему не усидеть возле вашей юбки. Поверьте, через год графу наскучит, через два он потеряет к вам интерес, через три возненавидит вас…
– Довольно! – взмахнула руками Шарлотта. – Какое вам дело, что будет с ним и со мною?
Она отвернулась, давая понять, что больше не намерена его слушать. Но де ла Гра не оскорбился и не ушел, а приблизился к ней сзади:
– Возможно, темнота не столь уж важна, а вот те неизбежные изменения, что ждут вас, поистине страшны.
Он забросил крючок и замолчал. Шарлотта попалась в ловушку.
– О каких изменениях вы ведете речь?
– Ваш прекрасный облик, соблазнивший Уварова, моя заслуга. Я слежу за вашим здоровьем, готовлю снадобья, поддерживающие ваше состояние, веду исследования и надеюсь отыскать средства, способные уничтожить не только болезнь, но и недуги, сходные по признакам. Ваша матушка всячески способствовала моим устремлениям, благодаря чему я получал возможность ездить по Европе и быть в курсе открытий в данной области. Без меня вы начнете меняться…
– Я продолжу давать вам деньги… больше, чем давала мать.
– Ах, сударыня… – покачал де ла Гра головой, усмехаясь. – Найдя средство от вашей болезни, я стану богаче королей. Но вы не дали мне договорить. Оставшись без моей поддержки, вы постепенно преобразитесь в монстра. Ваши суставы станут деформироваться, пальцы тоже, вы не сможете играть на рояле. Кожа станет сверхчувствительной, губы и десны начнут усыхать, отчего обнажатся клыки и появится оскал, как у зверя. Всяческое прикосновение к вам принесет немыслимые боли. Даже сейчас стоит вам выйти на свет, на коже образуются волдыри, гнойные язвы и уродливые шрамы. Уваров способен в образе монстра любить одну лишь душу? Готов ли он к такому испытанию?
Профессор говорил так убежденно, что каждое слово отдавалось болью внутри Шарлотты, будто она уже становилась безобразной. Девушка взглянула на свои тонкие пальцы – неужели они станут уродливыми? А лицо?
– Я вам не верю, – вымолвила Шарлотта.
– Не верите… – произнес де ла Гра с сочувствием. – А помните бокал шампанского? При вашей болезни спиртное действует как яд. Вы продолжаете не верить? Что ж, я предоставлю вам доказательства. Идемте.
– Куда? – испугалась она.
– Не бойтесь, доверьтесь мне.
Спустившись вниз, профессор попросил ее обождать, ушел на половину прислуги, вернулся с Никифором, который взял лампу и направился к выходу.
– Но… – не решалась выйти из дома Шарлотта. – Вы говорили, кузен…
– У меня пистолет, сударыня, – успокоил де ла Гра. – Коль он нападет на нас, я убью его, не раздумывая. Идемте, в другое время вы не сможете выйти, только ночью.
Впервые Шарлотта переступила порог лаборатории, отчего у нее замирало сердце. Собственно, она так и представляла себе место работы ученого: полки с множеством банок и склянок, микроскоп, различные
– Прошу вас, смелее.
Она осторожно ступала по каменным ступеням, сжимая пальцы спутника. В подземелье прошли небольшой коридор, уперлись в дверь. Де ла Гра отомкнул замок… Это было помещение, обложенное камнем. В передней его части стояли стол с горевшей лампой, два стула, таз и кувшин. Во второй части, дальней, бросились в глаза ввинченные в пол и потолок железные прутья толщиной в два пальца, отделявшие первую часть от второй. Де ла Гра взял за локоть Шарлотту и подвел ближе, она вырвалась, отказавшись идти дальше.
За прутьями, точнее – за решеткой, на кровати лежало подобие человека. Это был мужчина. Худой, заросший редкими длинными волосами, которые покрывали не только щеки, но и лоб, виски, руки, сквозь пряди просматривались уродливые шрамы. Суставы на коленях и локтях неимоверно распухли, скрюченные отростки на руках лишь напоминали пальцы, на лице звериный оскал… Страшно! А главное – безумные глаза, смотревшие с опаской и жадностью.
– Это ваш отец, сударыня, – сказал де ла Гра.
– Но… он давно умер…
– Как видите, не умер, – перебил профессор. – Подойдите ближе, не бойтесь, он уж давно не опасен.
На слабых ногах она приблизилась к решетке, заметила в ней такую же решетчатую дверь, замок на ней. Сзади доносился голос де ла Гра:
– Это он загрызал людей семнадцать лет назад. Его поймал крестьянин, запер в дровянике, а мы с отцом освободили. Ваш отец по дороге в усадьбу напал на моего отца и загрыз его. Он тогда был очень силен, я не смог его оттащить. Чем бы дело кончилось, не знаю, возможно, погиб бы и я, но мой отец, борясь с ним, поранил его и ослабил. Сознаюсь, первая мысль моя была – убить его, ведь он, по сути, превратился в зверя. Но я поступил иначе. Связал, затем спрятал в заброшенном срубе неподалеку от усадьбы. Пристройку, где мы сейчас находимся, возвел прежний хозяин, в ней начал работать мой отец, пытаясь найти средство от вашего недуга. Я занял его место. Потом с Никифором и его женой мы обложили камнем подземелье, поставили решетки и однажды ночью перевезли вашего отца сюда.
– Моя мать знала?
– Нет, сударыня.
– Невозможно! Разве он не кричал? Думаю, его бы услышали.
– Я позаботился, чтобы он замолчал навсегда, сделав ему незначительную операцию на голосовых связках, он немой.
– Зачем вы его держали здесь?
– Он мне нужен был для опытов, сударыня.
– Семнадцать лет… – взявшись за решетки и припав к ним лицом, промолвила Шарлотта. – Не год, не два… а семнадцать… Нет, это невозможно. Вы ведь уезжали, как же он жил?
– Никифор и его жена заботились о нем. Немые слуги дороже золота. Я им составил протекцию, порекомендовав вашей матушке. Люди, попавшие на дно нищеты, зачастую вынуждены мошенничать, воровать, а то и убивать. Я спас их от каторги, взамен получил преданных слуг. Они стригли его, купали, кормили, а когда он вел себя примерно, выводили ночью гулять, но связанного. Ваша матушка почти не выходила из дома, остальные ночью спали, они ведь нормальные люди. Мы сделали здесь вентиляционные отдушины, ему неплохо было. Когда его рассудок прояснялся, он понимал, что это лучший выход для него, и отличался послушанием. Правда, бывало, просил дать ему яду. Но такую роскошь – умереть – я не мог ему позволить. Он дал вам в наследство тяжелый недуг, он же должен был помочь найти от него средство.