Гром победы раздавайся!
Шрифт:
Охочий до денег Сгибнев, хозяин мастерской, добывал для Вермана сведения об электросхемах артиллерийских башен строившейся «Императрицы Марии».
А потом — взрыв на броненосце.
Смирнову четырнадцатого октября легла на стол записка от жандармского управления Севастополя:
«Матросы говорят о том, что рабочие по проводке электричества, бывшие на корабле накануне взрыва до 10 часов вечера, могли что-нибудь учинить и со злым умыслом, так как рабочие при входе на корабль совершенно не осматривались и работали также без досмотра. Особенно высказывается подозрение в этом отношении на инженера той фирмы, что на Нахимовском проспекте, в д. 355, якобы накануне взрыва уехавшего из Севастополя…
…Взрыв мог произойти от неправильного соединения электрических проводов, так как перед пожаром на корабле погасло
Вернера депортировали. Но взрыв все-таки произошел…
А теперь Кирилл решил, что ждать больше некогда, надо брать всех сразу, чтобы пикнуть не успели, нельзя никого упускать…
Но работали сибовцы все-таки громко, у противника появились первые сомнения…
Кирилл в инструкциях указал, что должно быть создано «прикрытие»: обеспечить вызов в какой-либо другой город якобы по рабочим делам. Кому-нибудь — «устроить больного родственника», родившегося крестника — хоть что-нибудь. Должны быть сомнения у противника, а не уверенность… Нужно выиграть время, хоть немного…
Кутепов также не сидел, сложа руки в Петрограде. Он помог устроить «облаву» на всех, кто подозревался в работе на немецкую резидентуру…
— А ты как к революцьи-то относишься, браток? — К молодому матросу минной дивизии Грудачеву подошли трое уже немолодых, матерых балтийцев.
Ну а как к ней может относиться человек, которому уже опостылело то, что было прежде? Балтийцы чего-то подобного и ожидали…
— Так вот, братушка, тебе революция первое задание дает! Сволочь и кровопийца Непенин приговаривается революцией к смерти! И приговор ее должен быть сегодня приведен в исполнение!
В ответ — согласие…
«Я вглядывался в адмирала, когда он медленно спускался по трапу. Невысокого роста, широкий в плечах, с рыжей бородкой, вислыми усами и бровями, он был похож на моржа… Спустя несколько минут приговор революции был приведен в исполнение. Ни у кого из четверых не дрогнула рука, ничей револьвер не дал осечки», — так вспоминал Грудачев о свершившемся.
Контрразведка смогла найти Грудачева, но оказалась бессильна в поисках трех остальных балтийцев. Фон Коттен, на чьи плечи было возложено руководство Службой имперской безопасности, чувствовал себя китом, бившимся о рифы, которые не давали ему плыть дальше: двигаться было бесполезно, отступить мешали волны, но не пробраться вперед нельзя…
Через тех троих фон Коттен хотел выйти на организаторов тех расстрельных команд, что ходили по кораблям со списками «опасных офицеров» и убирали одного за другим… Бах-бах — и на следующий корабль. Снова «бах-бах» — и снова другой корабль…
Кирилл очень хотел оказаться на месте тех людей, что сейчас брали агентов и работающих на них людей на юге, в Петрограде, вот-вот должны были добраться и до финских и прифронтовых…
Уже второй час шло заседание правительства. Все сидели будто прибитые. Спеси у Гучкова как не бывало, он все время думал о том, что за стенами дома — сотни кирилловцев, Ставка потихоньку уплыла из-под его влияния, а самому Александру Ивановичу приходится сидеть с этим чудовищем великим князем. Разыграв комедию перед союзниками, пригрозив своим министрам, раздав полным-полно обещаний народу насчет реформ, разослав в разные части страны наивные манифесты с предупреждениями против погромов помещичьих усадеб и латифундий, Кирилл Владимирович явно что-то замышлял. И, черт побери, было совсем неясно, что именно…
Георгий Евгеньевич уже сорвал голос. Пытался объяснить регенту, что его обещание земли (к счастью, оно было дано в очень туманных формулировках в манифесте, который разошелся по городам и весям империи) — путь в пропасть, это нечто похлеще «Утопии» Томаса Мора. Львов надеялся доказать всю глупость идей Кирилла, которыми поделился великий князь с Думой и правительством.
— Кирилл Владимирович, не забывайте, именно немногочисленные крупные хозяйства дают большую часть хлеба — основы нашей экономики. Откуда мы будем брать деньги, если их поделить между миллионным крестьянством? Те хорошо если себе на прокорм выращивать будут. Вспомните пятый год, погромы усадеб и прочее. Никакие
— Что вы предлагаете, Георгий Евгеньевич? — спросил Кирилл. — Мы не можем не решать этот вопрос. Да, Петр Аркадьевич говорил, что нельзя разрешить земельный вопрос, его нужно разрешать. Но Столыпин жил не на третьем году войны с половиной Европы. У нас в стране скоро посевная. Мы нуждаемся в будущем урожае, как никогда прежде. В стране назревает голод, слишком много кормильцев ушло на фронт. У нас нет времени на либеральные заигрывания.
— Однако это по-варварски, это просто глупо — так раздавать землю, это…
— Георгий Евгеньевич, а вы думаете, что я вот-вот начну ее раздавать? Вам не кажется, что скорее я вот-вот начну вовлекать буйные головы в обсуждение этой проблемы, тушить назревающий пожар понемногу. Пока что — обещание. Мы выиграем как минимум несколько месяцев. Затем потихоньку начнется претворение в жизнь настоящей аграрной реформы, а не кальки с тех лозунгов, которые пока что остужают революционный пыл российского народа, направляя его в несколько иное русло. Георгий Евгеньевич, на ваши плечи и плечи работников вашего аппарата ляжет выработка условий предоставления земли крестьянам за Уралом, в степях Дикого поля, на Кавказе, Кубани, Ставрополье, Таврии. Нам нужна форсированная столыпинская программа. Мы переведем все земли, заложенные помещиками, церковные и монастырские в собственность государства. Церковь слишком долго радела только о мирском, забыв о духе. Между тем мы созовем собор, которому нужно будет избрать нового патриарха православной церкви, переведем Синод в его ведение либо вообще распустим этот орган. Тем самым канет в Лету изжившая себя система контроля за церковью. К сожалению, священники по большей части походят на чиновников. А это совершенно неправильно. Паства просто этого не понимает. Заодно мы простим недоимки по выкупным платежам, обязательные платежи за землю мы отменим, устроив признание всех земель, находящихся в собственности у крестьян. Каждый сельский обыватель России, не являющийся жителем царства Польского, княжества Финляндского, Туркестана, Хивинского и Бухарского эмиратов и Кокандского ханства, должны будут иметь право собственности на определенное количество десятин. Лично я предлагаю для нечерноземных губерний двадцать десятин, в Черноземье — по пятнадцать десятин, а на территориях за Уралом и на Кавказе — по тридцать десятин. Местное чиновничество, подконтрольное только министерству земледелия, императору и мне, как регенту, при надзоре со стороны полиции и сельских сходов, должно оформлять такое закрепление и определять точные размеры надела в каждом случае. Нужно также проработать условия переселения в случае нехватки у крестьянского хозяйства земли на свободные земли в губернии либо за Урал. Плюс должна быть предусмотрена возможность выдачи кредитов на устроение хозяйства с пятью процентами годовых на срок до двадцати пяти лет под залог земельного надела. Крестьяне должны иметь возможность вернуть кредиты, как натурой, так и деньгами, или и деньгами, и натурой — по выбору самого крестьянина, взявшего кредит. К тому же в случае голода и засухи более двух лет подряд должна быть предусмотрена отсрочка на пять и еще некоторые. Все это должно быть разработано в кратчайшие сроки: вам дается полторы недели на переложение моих предложений на бумагу, и еще две недели — на первые действия в этом направлении. Пусть народ видит, что мы уже что-то делаем. А через год у нас уже будет отработан механизм, люди увидят государство в действии, эффективность его политики. Надеюсь, что текущая цель, как ваша и всего вашего министерства, ясна?
К счастью, в Ставку уже понемногу «переселялись» из Петрограда аппараты министерств со всей необходимой документацией и прочими нужными для работы вещами. Правда, с жилыми и рабочими помещениями появлялись затруднения, однако лучше поработать в тесноте, нежели поминутно поглядывать на улицу и думать, появятся ли там манифестанты с камнями или восставшие солдаты гарнизона с винтовками…
Повисло гнетущее молчание. Кирилл вновь поставил в тупик министров. Но Львов, немного замявшись, все же нашел выход.