Громкий развод
Шрифт:
– Ты опять драматизируешь.
– Я драматизирую? Отлично. Пусть так. Пусть я буду плохой в этой ситуации.
– Лина, ничего подобного я не говорил. Ты перегибаешь.
– Я перегибаю? Ну, как скажешь, – говорю не скрывая иронии.
– Я приехал не ругаться с тобой.
– А для чего, Дан?
– Рассказать тебе правду. И попросить тебя вернуться домой.
С минуту мы молчим. Я прислушиваюсь к своим внутренним ощущениям, чувствуя что Дан не лжет. Но даже то, что он не лжет, не избавляет его от ответственности за то, через что я прошла по его вине. За то, что он мне врал. За то, что доверился Эльзе,
– Я не вернусь домой, – говорю тихо, глядя под ноги. – По крайней мере сейчас. Мне все также нужно время, чтобы подумать. Понять, как жить со всем этим дальше.
– Не произошло ничего такого, из-за чего ты могла бы уйти. Я тебе не изменял. И опровержения в прессе все это подтвердят.
– Это уже не важно. Я просто… – я перевожу дыхание. – Я просто больше никогда не смогу доверять тебе, Дан. А брак без доверия… Вряд ли это возможно.
***
Остаток отпуска я чувствую себя разбитой и опустошенной. Разговор с Богданом будто открыл мне глаза – сколько бы я ни храбрилась, я вдруг отчетливо осознала, что вся моя привычная жизнь полетела к чертям. Наверное, со временем станет легче, но сейчас… Я будто тону. Выходить на улицу совсем не хочется, но я заставляю себя каждое утро вставать с постели, напоминая себе, что нахожусь в прекрасном месте и не должна тратить драгоценное время впустую. Я исследую местные достопримечательности и посещаю пустынные пляжи. И даже нахожу в этом какое-то успокоение, но ровно до того, как мысли о Богдане проникают в мою голову.
На звонок мамы я отвечаю лишь за день до отъезда. На протяжении всего времени я ограничивалась короткими сообщениями, дабы не портить настроение ни себе, ни ей.
– Доброе утро, ма! – здороваюсь я, мысленно готовая к словесному потоку с ее стороны.
– Доброе утро, дочка, – устало произносит она. – Очень рада слышать тебя.
– И я. Как дела? – спрашиваю непринужденно.
– Все в порядке. Как ты чувствуешь себя… – она запинается, – после всей этой шумихи?
– Уже лучше, спасибо, – отвечаю растерянно.
– Адель, я хотела попросить у тебя прощения, – сдержанно говорит мама, чем удивляет меня еще сильнее. – Мне нравится Богдан, я этого не скрываю. И после разговора с ним я убеждена, что он не изменяет тебе.
– Мама…
– Но ты моя дочь, – ее голос срывается. – И в тот момент, когда тебе плохо, я должна быть рядом, оказывать поддержку. Прости меня, я больше не стану донимать тебя. Это твоя жизнь и только тебе ею распоряжаться.
– Утро стало по-настоящему добрым, – мягко усмехаюсь и сразу же добавляю: – Спасибо за это, мам.
– Я знаю, что Богдан нашел тебя.
– Говорила с ним? – не удерживаюсь от вопроса.
– Он заезжал. Мы немного поговорили, – продолжает мама. – На нем лица не было. Таким потерянным я никогда его не видела.
– Мам, ты опять? Давишь на жалость?
– Нет, Адель, я всего лишь говорю о том, что он переживает.
– Не очень-то на него похоже. Ладно, я пойду завтракать. Завтра буду в Москве. Я позвоню, когда прилечу. Пока.
– Целую, милая.
Не спеша привожу себя в порядок и, выбрав легкое шифоновое платье, выхожу из дома. Я сегодня пропустила завтрак, а вчера – ужин, потому решив полноценно поесть, иду в кафе, где была в первый день своего отпуска.
Стоит войти внутрь, как я ловлю на себе заинтересованный взгляд. Мартин…
– Уверен, это судьба, – смеется он, отодвигая для меня стул. – Доброе утро, Аделина.
– Это единственное место, где можно позавтракать в радиусе трех кварталов, – отвечаю с улыбкой. – Вряд ли судьба настолько предсказуема.
Ко мне подходит официант, и я, не раздумывая, выбираю для себя завтрак – кофе, тосты с авокадо и омлет.
– Как вы оказались здесь? – спрашивает Мартин, не скрывая любопытства. – Я имею ввиду, целенаправленно планировали отдых в этой маленькой деревушке?
– Нет.
– Тогда, решили сбежать от лишних глаз, – догадывается он. – Я здесь по той же причине.
– Правда? – удивляюсь я, решая не отрицать очевидное.
– Да, простите, что я так прямо говорю, но я узнал вас, Аделина. Наверное, любому, кто хоть раз включал телевизор в России, ваше лицо покажется знакомым.
Я поджимаю губы, раздосадованная, что даже в этой богом забытой глуши я не могла сохранить анонимность. Но Мартин склоняется ко мне чуть ниже и тихо произносит:
– Я не собираюсь никому говорить о нашей встрече здесь. Вам не стоит из-за этого волноваться. В конце концов, я тоже здесь скрываюсь.
– Неужели?
– Я актер. Начинающий, я бы сказал, но мой последний сериал имел оглушительный успех, – он по мальчишески закатывает глаза и обаятельно улыбается. – Я рад, безусловно. Но вместе со славой пришли и ее последствия. Так что я тоже знаю, что это такое – искать уединения и тишины.
– Обычное дело в актерском деле, – пожимаю плечами.
– Так и есть. Но порой все это выходит из под контроля.
– Понимаю вас, Мартин.
Официант ставит передо мной тарелки с омлетом и тостом и чашку кофе и, пожелав приятного аппетита, быстро уходит.
– Если хотите поговорить – я не плохой слушатель, – предлагает парень. – Я еще в первую нашу встречу заметил, что вы чем-то расстроены. И сейчас…
– Я бы не хотела об этом, – отвечаю я, отправляя кусочек омлета в рот. Каким бы милым ни казался этот парень, обсуждать с им свой лопнувший как пузырь брак я, конечно, не стану. – Но спасибо за предложение.
Больше «опасных» тем мы с Мартином не касаемся, и наш диалог переходит в иное русло. Мы болтаем на отвлеченные темы, и я почти забываю о своей грусти, настолько мне легко и комфортно. Давненько я не чувствовала себя так. В Москве я не могу расслабиться из-за ощущения, что за моей жизнью постоянно наблюдают, а здесь все иначе. Сейчас я даже рада, что встретила этого парня. Он мой ровесник и знаком с изнанкой славы – у нас с ним куда больше общего, чем казалось на первый взгляд.
Посмеиваясь над очередной шуткой Мартина, я вдруг ощущаю неприятное жжение в области лопаток. Возникает тревожная мысль, что за мной следят. Неужели мама обманула меня, и Богдан не уехал? Рефлекторно оборачиваюсь, но ничего особенного не замечаю. Посетители кафе все также заняты своими делами и разговорами. Кто-то ест, кто-то разговаривает, кто-то таращится в телефон. В нашу сторону даже никто не смотрит…