Громов
Шрифт:
К сожалению, причина тотальной коррумпированности кроется не только в слабости исполнительной власти, но и в слабости власти законодательной — в ее непрофессионализме, политической ангажированности, недальновидности. Я говорю об этом столь уверенно, потому что имею достаточный опыт парламентской работы. И хорошо знаю изнутри так называемую депутатскую политическую кухню.
Грубо и наспех слепленные законы, которые создаются, увы, бессистемно, малоэффективны в борьбе с коррупцией, ставшей реальной политической силой. Это костыли насквозь изъеденной коррупцией бессильной власти, власти, давно утратившей иммунитет от проникновения заразы.
Безвременье —
Коррумпированная власть в определенном смысле — воистину интернациональна. Для нее не существует ни Родины, ни Бога. Но известно: если Бога нет, то все дозволено… Когда мы задаемся вопросом, кому и зачем понадобилось поджигать чеченский фитиль к нефтяным месторождениям, то ответ один — коррупции.
Когда мы пытаемся понять, откуда чеченские бандиты получили и продолжают получать сверхсовременное оружие российского производства задолго до того, как оно поступило на вооружение нашей армии, как, впрочем, и сверхсекретную информацию о планах наших войск, ответ тот же — от коррупции.
Когда мы ищем виновных в смерти наших сыновей, российских мальчишек, брошенных, как пушечное мясо, в чеченский котел, мы снова произносим это проклятое слово — «коррупция».
Тот путь реформ, который «во имя высших целей», то есть для скорейшего создания «имущего класса», открыл двери для коррупции — это, если воспользоваться известной формулой Талейрана, больше чем преступление, — это политическая ошибка, за которую платят, к сожалению, не те, кто ее совершил…
Теперь главный вопрос: как побороть, раздавить коррупцию? Самый простой ответ лежит на поверхности, он известен с давних времен: если величайшее поощрение преступления — это его безнаказанность, то лучшее лекарство — неотвратимость наказания. Если сегодня те здоровые силы нашего общества, у которых еще остались властные полномочия, не используют их в должном объеме по отношению к «высокоорганизованной» преступности, как бы высоко она ни окопалась, то завтра народ перейдет к самосуду. Из отечественной истории, как из песни, слова не выкинешь: нет ничего страшнее русского бунта…
Разумеется, организованное насилие против организованного насилия — дело бессмысленное и кровавое. Оно не приведет к окончательному решению проблемы борьбы с коррупцией. Необходима огромная по объему и планомерная законотворческая работа — без оглядки на политическую конъюнктуру, на узкопартийные или еще более примитивные узкогрупповые интересы. Но не нужно ждать, когда совершенное законодательство перекроет все щели, позволяющие коррупции проникать в органы власти. Для начала надо научиться жить по закону, писанному по законам вечным, то есть в соответствии с духом морали и веры.
Делайте ставку на порядочность! Великими сказано: «Один человек плюс закон — уже большинство!» Это единственно верная позиция».
Из статей, интервью, проектов законодательных актов, в создании которых принимал участие Борис Всеволодович Громов, можно составить целую книгу. Весьма интересную книгу, которая бы проиллюстрировала деятельность серьезного и честного депутата. Но законотворческая деятельность — только часть работы депутата. Все же остальное — лоббирование коммерческих интересов, бесконечные интриги и козни, фракционная борьба, отстаивание и умножение депутатских полномочий и льгот… Короче, неустанная забота о собственных интересах — то, что составляет смысл и радость работы многих
По сути дела, он так и остался чужим на этом празднике жизни, которым становятся для иных годы депутатской работы.
Прожив немало лет и повидав всякое, Громов так и не научился жить для себя. Государственная дума все больше напоминала ему аквариум, в котором удобно, сыто и безопасно существуют некие декоративные существа. А настоящая жизнь течет мимо прозрачных стен.
Впрочем, это ощущение исчезало сразу, стоило только Громову оказаться в Саратове.
Б. В. Громов:
— Из всей депутатской работы самым трудным я бы назвал прием избирателей. Я занимался этим, приезжая в Саратов, практически каждый месяц. Люди идут к депутату, как в последнюю инстанцию, уже пройдя все чиновные бюрократические структуры. Депутат — их последняя надежда.
Мне же, как депутату, прекрасно известны весьма узкие границы наших возможностей. Это связано с тем, что у меня нет реальных средств, ни материальных, ни финансовых, чтобы оказать конкретную помощь. Понимать это очень тяжело, в особенности когда видишь страдания людей, которые приходят к тебе с последней надеждой.
Народу на приемах всегда очень много. Записывались задолго до моего приезда, и когда я заходил в свой кабинет в Саратове, на столе лежал устрашающий своей величиной список. Настроение портилось, потому что я понимал, что даже принять всех просто не в человеческих силах, ведь каждого нужно не просто запустить в кабинет, но и выслушать, многое уточнить, обсудить ситуацию, а зачастую просто по-человечески успокоить.
Я, конечно, очень старался, и кое-кому мне удавалось реально помочь. Но это в тех случаях, когда дело касалось каких-то бюрократических недоработок, невнимания или грубости местных чиновников, на которых депутат все же может в некоторой степени воздействовать. Тут я всегда шел до конца и обычно добивался результата. Думаю, что мой коэффициент полезного действия составлял процентов тридцать, не больше, чем у парового двигателя.
Большинство вопросов были связаны с бедностью, запущенностью нашего хозяйства, слабой социальной политикой, разорением и банкротством предприятий, сокращением рабочих мест. Тут, как уже сказано, я был бессилен, так как никакими финансовыми, материальными и административными ресурсами не располагал. Я мог действовать только косвенно, через создание новых законов, но это дело долгое и сложное.
Пробыл я в Думе полтора года и начал ощущать некую неприятную эфемерность своей работы. Это все-та-ки не моя стезя. Я всю жизнь занимался конкретными делами и привык самостоятельно доводить до конца намеченные планы…
— Почему он в Думу пошел? — размышляет С. В. Громов. — У него был огромный опыт работы с людьми на всех постах, которые он занимал.
Борис выдвигался по нашему округу, по Саратову. Я нисколько не сомневался, что его здесь выберут. Простые люди тоже ведь не слепые и видят — кто есть кто. В Саратове было много претендентов. Были коммунисты, аграрники и многие другие. Я не против коммунистов, не против любых других претендентов, просто я знал, что выберут именно Бориса. Как там людей ни обрабатывай, а в кабинке, когда избиратель остается сам с собой и делает настоящий выбор, он берет в расчет прежде всего человеческие качества. Именно такие качества, какими обладает Борис Всеволодович Громов.