Громовые степи
Шрифт:
— Знаю я этих румын. Они у моста расстреляли даже наших раненых, — оправдывался он потом перед командиром роты.
Почти по такому же сценарию развивались события на правом фланге. Не было лишь танков да пытавшихся сдаться в плен. Командир роты послал туда на усиление пулеметов отделение, но оно подошло, когда помощь уже не требовалась.
Сергей понимал, что противник через несколько минут рассчитается за погибший взвод солдат и танки. К восточной стороне укрытия роты примыкало поле, по пояс заросшее бурьяном. Он по цепи передал команду: «Немедленно покинуть лес, по бурьяну продвигаться метров сто ползком, голов не высовывать».
Из прохлады леса бойцы сразу попадали в прокаленный солнцем бурьян, где каждое движение порождало облако пыли из смеси пушистой земли и осыпавшейся полыни. Становилось тяжело
Девять «юнкерсов» появились над лесом, когда рота покидала его. Они шли тройками, не пикировали, а просто сбрасывали крупные бомбы на большую неподвижную цель. Промахи тут исключаются. Судорожно вздрогнула и заходила ходуном земля, полетели вверх корнями деревья, ударной волной ломало уцелевшие и бросало их на не успевших отойти от опушки бойцов. Уши перестали пропускать звуки, но оглушительные взрывы ощущались телом. Лес и примыкающее к нему поле заволоклись пылью и вонючим дымом взорвавшегося тротила. Непроницаемая тишина — и вновь грохот…
«Когда смерть рядом, — вспомнил Сергей слова начальника полковой школы, — притупляется сознание, появляется ощущение, будто не с тобою это все происходит…» — «Вот уж правда, так правда. Иначе люди сходили бы с ума».
Немецкие самолеты бомбили покинутый лес с остервенением. Делая один заход за другим, своим разрушающим грузом они перемешивали землю с деревьями.
Сергею казалось, этой бомбардировке не будет конца. Страх постепенно отступил, остались лишь горечь и сухость во рту. Он сел и стал смотреть на летающие над лесом самолеты. «Хорошо, что немцы примерные исполнители. Приказали бомбить лес, они и долбят его теперь, а на заросли бурьяна посмотреть команды не было. Значит, еще поживем».
Улетели «юнкерсы». Но наступившая тишина вызывала не радость, а парализующее волю чувство беззащитности, нервное ожидание новых бомб. Скорее бы стемнело!
«Когда же бывает страшно? — размышляет командир роты. — Когда падали бомбы, была опасность — страх прошел, а в ожидании новых опять сжимается тело в его липких объятиях. Выходит, страх от ожидания, а не от самой опасности».
В сумерках спустились в балку, стряхнули с себя пыль, командиры взводов доложили о потерях. Не все успели во время уйти из леса. Остались там не найденными Шведов с охранниками и диверсантами, бронебойщиками, двенадцать бойцов во взводах.
XXVI
Части и соединения 9-й армии к 11 июля организованно отошли на рубеж Кантемировка — Старобельск, но задержаться здесь не смогли. Еще за два дня до этого 4-я танковая армия противника прорвала оборону Юго-Западного фронта севернее Кантемировки и далеко продвинулась вперед по правобережью Дона, угрожая с северо-востока и востока выходом всему Южному фронту в тыл. 11 июля 6-й румынский армейский корпус расчленил войска 37-й армии в районе Старобельска и вынудил части 9-й и 38-й армий во избежание окружения отойти в район Миллерово. Однако и здесь войска держали оборону недолго. В связи с прорывом противника в районе Мешковской и угрозой выхода в тыл части и соединения фронта вновь были вынуждены отступать, пытаясь избежать окружения, а затем, будучи отрезанными с юга, с боями прорываться через вражеские заслоны.
После того злополучного дня рота Бодрова к утру вышла к передовым позициям обороняющихся войск 38-й армии. На удивление быстро Сергей связался с управлением войск НКВД по охране тыла, и вскоре командир батальона со своим экипажем на мотоцикле был в расположении роты. Майор обнял и расцеловал Сергея, поблагодарил за успешное выполнение задачи и тут же сообщил, что батальон передан в состав войск НКВД по охране тыла 38-й армии с прежними задачами.
— Но, — Потных погладил тщательно выбритую голову, — есть «но». Дела довольно гадкие. Немцы большими силами по правобережью Дона далеко продвинулись вперед слева, другая группировка справа где-то под Ворошиловградом. Налицо клещи. Придется опять отходить. Батальону дана общая ось движения: станицы Суворовская, Нижне-Чирская, Суровикино на Дону. Во время отхода надлежит создавать службу войскового заграждения на промежуточных рубежах: по рекам, малым речушкам, на перекрестках важных дорог. В помощь дам всего одну подводу с лошадью. Срочно получи с оставшихся еще здесь складов дивизии продовольствие и боеприпасы, через пару
Майор насупил брови, постоял в раздумье.
— А может, плохо искали? — спросил он с надеждой в голосе.
— Смотрели, звали. Ни звука в искореженным лесу…
Опять голая степь, беспощадное солнце в бескрайних белесых небесах, всепроникающая пыль, дороги, забитые колоннами автомашин и гужевым транспортом.
Анализируя обстановку, Сергей отмечал явные признаки неудачного развития событий на фронте. Как и за Северским Донцом, отступающие войска сначала шли более или менее организованно, колоннами, потом в движении людских потоков стали заметны нервозность, отсутствие упорядоченности. Но теперь масштабы были иными. На дорогах появилось большое количество мелких групп военнослужащих, гражданского люда. К бойцам и командирам присоединялись беженцы с пожитками. Все стремились побыстрее и подальше уйти на восток, избежать окружения. Автомашины и повозки, конные и пешие, обгоняя друг друга, смешивали единые походные порядки воинских колонн. Солдаты, боевая техника, гражданское население, стада скота, комбайны и тракторы из эвакуированных МТС шли не только по дорогам, но и по целине, напрямую. Всюду густая пыль до небес. Внести какую-либо организованность в это паническое бегство большой массы военных и гражданских лиц здесь, в степи, было делом неисполнимым. Толпы людей, гонимых страхом, попросту сомнут КПП. Вывод один: обстановка командованием фронта и армий не контролируется. Худшего на войне не бывает. Только отдельные командиры частей и подразделений все еще не поддавались общему настроению. Проследовал один такой полк. Рота за ротой в строю. Редкая картина — можно было порадоваться.
Но вот и промежуточный рубеж — степная речушка, вся в густых камышах, с узкой полоской открытой воды. Тянет прохладой. Изнывающие от жары бойцы пили воду кто из пригоршней, кто лежа на сырой земле, припав губами к живительной влаге. Отдышались, покурили и — на тот берег. Перешли речку вброд, на руках перетащили повозку.
Первый взвод на правом фланге при прохождении зарослей камыша обнаружил большую группу людей в темной лагерной одежде. Сорок два человека!
Не удалось командиру роты отдохнуть, надо было разбираться.
Выяснилось: группа заключенных, около двухсот человек, шла под конвоем в Сталинград. Утром колонна была внезапно атакована немцами из лесной полосы. Конвоиры вступили в бой, перебили много фашистов, но силы оказались неравными. Вели огонь до последнего, пока волна автоматчиков не захлестнула наспех занятую позицию конвоиров.
Немцы подняли лежавших на земле заключенных, построили их в две шеренги и стали «рассматривать дела». В первую очередь офицер выкрикнул: «Кто есть вор?» Вышли из строя сорок шесть человек. Потом вывели еще шестерых, получивших срок за изнасилование. Их оттеснили метров на пятьдесят в сторону и открыли по ним огонь из автоматов. Рыжий фельдфебель ходил потом с пистолетом и пристреливал тех, кто подавал признаки жизни. Затем тот же офицер, глядя в захваченные документы на заключенных, с трудом читая по слогам и картавя, опять стал выкрикивать: «спекулянт… расхитэль соц… имуществ».
— Наша группа, — рассказывал пожилой заключенный, он кивнул головой в сторону сгрудившихся сотоварищей, — вышла из поредевшего строя. Офицер прошелся вдоль шеренги, улыбнулся, развел руками: «Патромаль». Патронов, значит, жалко на вас тратить, показал рукой на восток и гаркнул: «Шнель!» Думали, начнут стрелять в спину, но обошлось. Полдня шли, вот тут и остановились. Ни документов, ни пропитания, всем чужие.
— А что стало с остальными заключенными?
— Там были бывшие старосты, полицаи, шпионы, ракетчики. Они остались с немцами.