ГРОМОВЫЙ ГУЛ. ПОИСКИ БОГОВ
Шрифт:
Лучина в комнате Зайдет погасла. Я знал, что она в темноте снимает с себя бешмет и рубаху, разделся сам и на ощупь направился к тахте, на которой меня ожидала любимая, такая же нетерпеливая, как я. Мы обнялись так, словно искали друг друга всю жизнь и теперь только нашли — оба вскрикнули от боли и от нее же, задохнувшись, умолкли. Не было в мире ласк, которых мы не открыли бы для себя в ту ночь. Мы словно поднимались все выше и выше, умирали, чтобы снова ожить, но уже не в сегодняшнем, а в том времени, когда нас не будет...
Свет луны через окошко упал на
— Я рожу тебе сразу двенадцать сыновей.
— Отдохни, — сказал я, поднимаясь.
Выйдя во двор, посмотрел на большую бронзово красную луну. В конюшне фыркнул и стукнул в стенку копытом Куйжи. От леса и от земли струился какой то запах, похожий на запах бродящего виноградного сока. Я припомнил, как Аджук сказал, что хотел бы иметь еще троих, даже пятерых сыновей, и как страстно молвила Чебахан Озермесу:
«Уж эту ночь у нас с тобой не отнимут», — и ощутил, что хмельной запах земли вливается в меня, побуждая скорее вернуться к Зайдет, и почти воочию увидел, как охваченные той же жаждой мужчины всего аула ненасытно ласкают своих возлюбленных и те, удовлетворенно стеная, зачинают детей, которым не суждено родиться. Все, кто любил в эту ночь, знали, что дети их уже не появятся на свет, но, зная, они все таки надеялись и еще сильнее стремились иметь детей, не щадя во имя этого ни себя, ни своих любимых...
Вернувшись в саклю, я услышал голос Зайдет:
— Где ты так долго?
Мы так и не заснули и узнали о том, что начинается рассвет, лишь услышав зов Аджука:
— Якуб!
Я выглянул из двери.
Луна уже зашла. На востоке бледно розовело небо. Аджук и Зара, он с винтовкой в руке, она с ружьем за плечом, стояли у плетня. Возле них подпрыгивала, что то приговаривая, Биба. Зара сердилась на нее.
— Идем, — сказал я Зайдет.
Пока она одевалась, я принялся расталкивать Закира. Непробудчивый, он не хотел просыпаться и поднялся только после того, как я сказал ему в ухо, что его зовет отец. Зайдет вышла вместе с ним, а я посмотрел на полку с книгами. Там лежала и тетрадь, в которую я записывал народные предания, обычаи, большие и малые события, свидетелем которых мне довелось быть. Вздохнув, я взял винтовку и, выходя, прикрыл за собой дверь.
Лица у всех были бледными от предрассветного неба. Закир зевал во весь рот, Зара по ястребиному сердито поглядывала на Бибу, Аджук стоял молча, опираясь на винтовку. Зайдет зябко поеживалась от сыроватого ветерка, — я сказал, чтобы она сходила в саклю за буркой. И Аджук, и Зара, и все остальные напоминали людей, собравшихся в дорогу, стоящих у постоялого двора в ожидании коней.
Мы решили отправить Зайдет, Бибу и Закира за аул, чтобы они спрятались в малиннике, возле сосновой рощи, он был в стороне, и обстреливать его вряд ли станут. Я посмотрел на осунувшееся лицо Зайдет.
«Возьми меня, — умоляли ее глаза, — возьми меня с собой».
— Ты последишь за Бибой и Закиром, — заставил себя сказать я. — Ждите нас там.
Она покорно кивнула, взяла Бибу
На холме, пробудив все окрест, прогремела пушка Ильи.
Не стану более рассказывать подробностей. Будучи раненным, я, к счастью, многого не видел. Но и того, что досталось на мою долю, с лихвой хватило, чтобы потом по ночам бредить годами. Поэтому остановлюсь лишь на том, без чего не обойтись. О себе скажу одно лишь — здесь, на Ангаре, я, отправившись на охоту со своим хозяином, угорел однажды в зимней промысловой избушке. В таком угарном состоянии я был все то утро в ауле.
Когда Аджук, Зара и я подбежали к Илье, он уже трудился вовсю: набивал пушку порохом, мелким булыжником, наводил, подносил к запальнику головню из костра, пушка бухала, отскакивая назад вместе с деревянным лафетом, Илья снова толкал ее вперед и покрикивал на жену, чтобы она побыстрее подавала булыжники. Наводил Илья по броду, не давая солдатам возможности перейти реку, после некоторых выстрелов выскакивал за деревья, не остерегаясь пуль, и, грозя кулаком солдатам, ругался и хохотал.
Пушка, которую я видел вчера в биваке, молчала, по видимому, джигитам, которых вчера послал Аджук, удалось сбросить ее в водопад. Но ружейные выстрелы вдруг послышались и с другой стороны аула.
Вместе с Аджуком, Зарой, Салихом и еще несколькими воинами мы спустились по склону ближе к броду и залегли цепью. Я лежал за бугорком. Слева, укрывшись в мелком кустарнике, тщательно прицеливаясь, стреляли Аджук и Зара. За рекой мелькнул Гайворонский. Он что то кричал и размахивал руками, наверно, поднимал солдат в атаку.
Я догадывался, что солдатам, узнавшим об окончании войны, вовсе не хотелось погибать в последний день ее, и они отлеживались, дожидаясь, чтобы огонь неприятеля ослаб. Как я потом услышал из разговоров, ни полковник Офрейн, ни другие офицеры не предполагали на ткнуться на такое отчаянное сопротивление.
Кто то с разбега бросился на землю и прижался ко мне. Это была Зайдет.
— Где Биба и Закир? — спросил я.
— Я их спрятала. Солдаты вошли в аул, их провел через лес Кныш, — тяжело дыша, рассказывала она. — Ты не ранен?..
— Уйди, — потребовал я, — сейчас же уйди!
Она посмотрела мне в глаза, и я обхватил ее рукой, на миг позабыв обо всем. Она тоже, казалось, не видела ничего и никого, кроме меня, однако минутой позже определилось, что от нее ничего из происходящего не ускользало.
Пушка Ильи перестала палить, наверно, иссяк порох. Солдаты, не дружно крича «ура», стали перебираться через речку. Некоторые падали, или осклизаясь на камнях, или убитые и раненные, и вода уносила их. Умолкали и ружейные выстрелы с нашей стороны — число защит ников аула все уменьшалось.
— Стреляй, — возбужденно зашептала Зайдет, — скорее стреляй!
Подходил наш черед. Прямо на нас бежало с десяток солдат и впереди всех фельдфебель Кожевников. Я прицелился в его широкую грудь, но не выстрелил — мне показалось, что он узнал меня и по доброму ухмыльнулся.