Грон. Трилогия
Шрифт:
Мужик мгновение тупо рассматривал меч, а потом взревел и заграбастал Грона в объятия.
Когда Грон уселся на место, князь наклонился к нему и прошептал:
— Ай-яй-яй, вы оттяпали у меня тейп Сагаморов. Теперь Зиет Сагамор готов отдать вам собственную жену, если вы ее потребуете.
Грон вел караван по горам Атлантора уже три луны. Одиннадцать доменов остались позади. Князь Эгиор дал ему проводников, и движение несколько ускорилось. Однако Старейший не имел власти в доменах других князей, поэтому сцены встреч каждый раз повторялись. Позавчера
— Командир, впереди бой.
Грон рванул вперед, вверх по склону. У самого гребня, оставив все войско позади, он положил коня и высунулся. В небольшой долине кипела отчаянная схватка. Около сотни воинов долин пытались прорваться через заслон из двух сотен степняков, а у дальнего края долины над дорогой стояла туча пыли, и оттуда галопом приближалось еще не менее трех сотен кочевников. Грон вгляделся в тучу и досадливо поморщился. Видно было мало, но, похоже, кто-то кого-то куда-то гнал. Он повернулся к подползшему Сиборну:
— Одну сотню вниз, заманишь тех, кто на подходе, и когда клюнут…
Сиборн мигом скатился вниз, к своим бойцам. Грон спустился следом и жестом подозвал проводника:
— Где еще эта долина соприкасается с соседней?
Тот задумался:
— Дальше, в пяти милях, они сливаются в одну.
Подскакали Ливани и Дайяр. Грон обратился к ним:
— Похоже, гонят захваченных. Рысью вперед. По моему сигналу разворачиваться к атаке. По сотне — в мое распоряжение. Сотников ко мне для постановки задачи.
Они проскакали полторы мили, когда за спиной послышался рев пошедших в атаку сотен Сиборна.
Это наступление оказалось полной неожиданностью для кочевников. Пленников охраняло около трех сотен степняков. Полк Ливани разделился на две части, и две сотни рванули назад по долине, зажимая сцепившихся с Сиборном кочевников, остальные ударили на конвой. Кочевники прянули навстречу, на ходу натягивая луки, но, прежде чем они успели спустить тетивы, воздух огласился резкими хлопками арбалетов. А когда до лавы кочевников осталось двадцать шагов, бойцы перекинули арбалеты за спину и, сомкнув строй колено к колену, ударили в пики. Две сотни обошли завязавшуюся схватку и опрокинули оставшуюся немногочисленную охрану, отсекая пленников от битвы. Через полчаса все было закончено.
Грон подъехал к сбившимся в толпу испуганным пленникам, настороженно взиравшим на неизвестно откуда взявшихся воинов. Возбужденные только что окончившимся боем воины Грона бесцеремонно рассматривали освобожденных. Грон поймал восторженный взгляд Ливани и сердито нахмурился, тот опомнился и заорал:
— П-о-олк,
Воздух наполнился командами, а Грон повернулся к пленникам:
— Из какого домена, люди?
Пленники молчали. Потом кто-то самый смелый ответил:
— Мы — из долины Эгрон.
Это был последний домен, границы которого они пересекли два дня назад. Вдруг толпа пришла в возбуждение. Кто-то закричал:
— Смотрите, это наш князь!
Грон обернулся: с дальнего конца долины подходил полк Сиборна и всадники, рубившиеся со степняками. Когда они приблизились, к Грону подъехал седой мужчина в иссеченном шлеме и панцире. Он минуту разглядывал Грона, а потом произнес:
— Скажи-ка, сынок, неужели это ты командуешь этим отрядом?
Грон кивнул.
— Должно быть, ты сын самого базиллиуса, но где же твой стратигарий?
Что ж, Грон мог понять его недоумение. Ведь на вид ему было не более двадцати трех лет.
— Нет, князь, я не сын базиллиуса. Но я понимаю твое удивление, однако вспомни: сын барса рождается барсом, а сын овцы не станет барсом, даже если проживет двести лет.
Князь улыбнулся:
— Клянусь, ты заставил меня не поверить своим глазам, похоже, ты забыл где-то бороду мудреца. — Он с достоинством склонил голову, а потом протянул руку и обнял Грона. — Ты спас моих людей, я в долгу перед тобой.
Через пол-луны Грон увел караван на плато Овец. Князь Эгрон лишил себя своего лучшего летнего пастбища.
Грон подбросил золотую монету и, когда она, падая обратно, уже готова была удариться о поверхность стола, хлопком прижал ее к каменной столешнице.
— Хоть эта штука и «весит» здесь намного больше, чем в распухшей от золота Элитии, но у нас их осталось очень мало.
Дорн, сидевший напротив него в плетеном кресле, усмехнулся:
— Да уж. Если нам ты не позволяешь пощипать местных горцев, то они, не стесняясь, тянут с нас втридорога.
— Не все.
Дорн фыркнул:
— Три сотни бондов, которые, из-за того что Дивизия держит заставы в устье долин, позволили себе распахать в три раза больше земли… Да они должны были бы отдать тебе половину урожая, а не жалкую пятую часть.
Грон возразил:
— Тебе еще многому придется учиться, Дорн. Эти люди должны сами довериться мне. Мечом можно стать властелином рабов, а я хочу стать властелином свободных людей. Это много сложней, так сказать, в процессе, но полностью себя окупит в будущем.
— А пока будет длиться процесс, — насмешливо изрек Дорн, — дивизия будет жить впроголодь и носить обноски.
— Тем, кто ждал сытой жизни, не следовало идти со мной, — заметил Грон.
— Это так, но люди ропщут. Многие надеялись на славный поход, великие битвы, а здесь, — Дорн махнул рукой, — они сидят на краю степи между полунищих горцев и нищих кочевников, греют пузо на солнышке и мрачно взирают на дыры в своей одежде.
— Однако, когда я объявил День прощания, никто не ушел.