Грон. Трилогия
Шрифт:
В Палате некоторое время стояла тишина. Грон был уверен, что князь Баргот был одним из немногих, кто догадывался, а возможно, даже хорошо знал о том, что новые Толкователи завета, появившиеся во многих княжеских домах, не совсем обычны, однако было видно, что и он поражен тем, насколько нагло они хозяйничали в долинах. Князь Сонгар пробормотал:
— А ведь, клянусь духами предков, он прав.
Грон с горечью произнес:
— Вы ослепли, властители. — И он повернулся и пошел к своему креслу.
Только он опустился
— Поджарю, на ме-е-едленном огне.
Это было последней каплей. Князья ринулись к выходу. Грон поднялся и крикнул:
— Стойте! — Все замерли, будто уже привыкнув повиноваться его голосу. — Я знаю, вы хотите отомстить предателям, появившимся в ваших домах, но кресло Старейшего все еще пустует…
Он обвел взглядом лица, на которых была написана досада: князья горели желанием ринуться в свои долины. Издавна происходящее в долинах волновало их гораздо больше того, что творилось в Палате Совета.
— Мы должны собраться не позднее чем через луну, — сказал Грон.
Князья замешкались — определять дату Совета мог только Старейший или вся Палата голосованием, — но кто-то, самый нетерпеливый, уже двинулся по коридору, и за ним потянулись остальные. Грон покидал Палату в одиночестве, он улыбался. Такой срок не давал князьям времени раскрутить своих пленников до конца. А главное, сегодня все они дали ему право быть главою Совета князей. Многие еще не осознали это, но он вскоре просветит их. Среди князей, как и среди остальных людей, большая часть привыкла плыть по течению, и для таких большим облегчением будет согласиться с уже принятым решением.
Через луну Совет собрался вновь. Когда Грон занял место рядом с троном Старейшего, никто уже не кричал ему, что он выскочка, и Грон расценил это как обнадеживающий знак.
— Я сожалею, лорды, что наш прошлый Совет не был окончен, а потому будем считать нынешний его продолжением.
Грон увидел, как изменилось лицо князя Баргота. За прошедшее время он хорошо разобрался в процессуальных тонкостях порядка избрания нового Старейшего. Совет не мог быть закончен до того, как изберет Старейшего, и если бы он сейчас открыл собрание как новый Совет, то Баргот в случае своего проигрыша мог бы обвинить его в нарушении завета. А в том, что Баргот метит сам на трон Старейшего, не сомневался даже тот, кто еще не понял, что там уже почти обосновался Грон.
Не успел Грон договорить, как на пол перед ним шлепнулась рукавица Баргота. Грон с полупоклоном повернулся к князю:
— Слово князю Барготу, благороднейшие.
Баргот поднялся, сделал шаг вперед и уткнул в Грона торжествующий взгляд:
— Я обвиняю!
Палата ахнула, а Баргот, выдержав паузу, чтобы князья успели прийти в себя, продолжил торжественным тоном:
— Я обвиняю князя Грона, властителя долины Эгрон, в предательстве народа
Несколько мгновений стояла тишина. Потом Грон поднялся и негромко произнес:
— Я отвергаю.
Палата ахнула еще раз. Обычный ответ был: «Я не виновен». Формулу, которую произнес Грон, можно было использовать только в исключительных случаях, или же это мог сделать Старейший. Грон дал Палате привыкнуть к этой мысли, потом заговорил:
— Я отвергаю, так как ты неправильно проименовал мои титулы. — И он кивнул князю Сагиону, одному из тех, кто стоял возле умирающего Эгиора, а потом целую луну гостил в крепости Горных Барсов.
Сагион поднялся и развернул свиток. В мертвой тишине палаты громко зазвучали слова:
— «Я, Эгиор, властитель долины Эгиор и Старейший князь Атлантора, находясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим свидетельствую, что вручаю судьбу долины и всего Атлантора властителю долины Эгрон, князю Грону. И сим требую от Палаты князей уважения моей последней воли».
Когда он закончил, князья сидели, ошалело хлопая глазами. Грон повернулся к Барготу:
— Как видишь, нашлись люди, которые считают иначе.
— Ты заставил его! — Голос князя сорвался на визг.
— И где же?
— Там, в тасожских степях!
— Да, — произнес Грон. Все замерли, не поверив своим ушам, а Грон продолжал: — Я был там, в тасожских степях. Был, несмотря на то что отказался вести своих людей в этот безумный поход, был, несмотря на то что пытался остановить вас здесь, в этой Палате, был и пришел на помощь умирающему Эгиору и всем, кто еще остался в живых. А где в это время был ТЫ?
Баргот молчал, тяжело дыша. Его лицо налилось кровью, а глаза, казалось, готовы были вылезти из орбит. Грон смотрел на него в упор. Наконец Баргот отвел глаза. Грон заговорил опять:
— А что касается обвинения в том, что я его заставил… Скажите, князья, разве мог кто-нибудь заставить Эгиора, так же как и любого из вас, сделать что-то против его воли?
Это была лесть. Но лесть и была нужна в этот момент. К тому же, когда князья, все, как один, выкрикнули: «НЕТ», — подавляющее большинство было искренне убеждено, что они говорят истинную правду. Поэтому последовавшее вслед за этим торжественное свидетельство трех князей выглядело пустой формальностью. Но Баргот еще не понял, что он проиграл.
— Но я знаю, что он предатель!
Большинство взглядов, устремленных на него на этот раз, были осуждающими, а то и гневными. Грон усмехнулся:
— И откуда, князь?
— Мой Толкователь завета…
Но Грон не дал ему закончить. Он издевательски расхохотался:
— Неужели нашелся такой глупец, что еще верит их словам, а, князь Баргот?
Ответ Баргота заглушили возмущенные крики. Князя бросало то в жар, то в холод. Грон подождал, пока крики поутихли, и вкрадчиво спросил: