Гросс-адмирал. Воспоминания командующего ВМФ Третьего рейха. 1935-1943

Редер Эрих

Регулярная ротация офицерского состава каждые два или три года служила привнесению свежего и стимулирующего влияния в различные службы и отделы, а также позволяла большинству флотских офицеров вернее понять меру ответственности центрального руководства. Подобная же ротация, хотя и в меньшем объеме, была введена также и для гражданского персонала.

В попытках создать твердое, единое руководство флотом я отнюдь не стремился к максимально возможной централизации власти; напротив, я всегда выступал за децентрализацию управления там, где это возможно. Совершенно естественно, что многие флотские офицеры принимали решения порой самостоятельно, ни с кем не консультируясь, и даже выкраивали для их осуществления небольшие суммы из более чем скромного бюджета флота. Однако такая организационная практика не вызывала моего одобрения,

поскольку упомянутые энтузиасты обязаны были заниматься куда более важными вещами, чем вдаваться в чисто сомнительные предприятия. Мне пришлось настаивать на том, чтобы вопросы эти, равно как и поиски источников финансирования для них, были переданы на более низкие уровни управления, которые и должны их прорабатывать. И лишь когда военно-морской флот в последующие годы стремительно вырос, некоторые из этих офицеров старшего поколения признали необходимость большей децентрализации.

Дисциплина и чувство товарищества

Стараясь установить единообразную командную структуру на флоте, я одновременно с этим старался добиться и того, чтобы любое решение центрального руководства, касающееся боевой подготовки, конструкции и строительства кораблей или организационных мероприятий, принималось с учетом принципа: «Дисциплина и товарищество являются основой любого военного успеха». Этот принцип я старался внедрить во все аспекты деятельности флота. В первые трудные годы адмирал Бенке заложил прочную основу дисциплины. Но в последние годы, как это представлялось мне, каждый человек работал в излишне напряженном, все возрастающем темпе, что вовсе не оправдывалось необходимостью в мирное время. Из-за этого каждый год на кораблях имела место изрядная текучка личного состава, так что боевую подготовку приходилось начинать снова и снова, тогда как подготовке в составе дивизиона, в ходе которой каждый новобранец получает первые уроки военной дисциплины, уделяли все меньше и меньше внимания.

В 1929 году, с согласия всех высших флаг-офицеров, я ввел на флоте двухгодичную систему боевой подготовки – один год собственно боевой подготовки и один год маневров. Тем самым, хотя человеку и приходилось затрачивать два года, чтобы достигнуть максимума своей боевой эффективности, он получал больше времени на подготовку в своем дивизионе. Объемы работ военно-морских береговых подразделений были сокращены, равно как и время, в течение которого артиллерийские батареи находились вне своих гарнизонов. Число смотров было уменьшено, сокращены некоторые курсы боевой подготовки.

Мне было приятно наблюдать, с каким искренним энтузиазмом весь флот поддержал меня в моих усилиях установить крепкую дисциплину и мораль. Каждый высший офицер флота тайно молился о том, чтобы на флоте никогда больше не повторился ноябрь 1918 года, но в то же время каждый из них понимал, что с переходом от классового общества к демократическому государству положение военнослужащего срочной службы в обществе также изменилось. Я всегда использовал любую возможность, чтобы напомнить об этом офицерам всех рангов. И настаивал, как на деле первостепенной важности, на гуманном и разумном обращении со всеми подчиненными, на уважении достоинства каждого отдельного человека. Хотя выговоры и наказания за нарушение воинских правил необходимы для поддержания дисциплины, они никогда не должны сопровождаться унижением человеческого достоинства. Если я узнавал, что с нарушителем обошлись не так, как предписывалось уставом, я немедленно предпринимал действия в отношении его командира. Даже когда имелись смягчающие вину обстоятельства, я всегда призывал офицера к ответу, а в самых вопиющих случаях даже настаивал на его отставке.

Другим обстоятельством, на которое я пытался обратить внимание, было то, что наличие твердых убеждений, надежности и чувства долга у военнослужащего в основе своей намного важнее, чем даже самая интенсивная техническая подготовка. А образование, в свою очередь, зависит от личности преподавателя – то есть вышестоящего командира – и личного примера, подаваемого им. В ходе обучения и воспитания военнослужащих чрезвычайно много зависит от того, как офицер воспринимается его подчиненными, и он должен знать это и руководствоваться этим. В качестве пособия для офицеров я даже специально написал довольно большую брошюру «Проблемы образования в германском военно-морском флоте».

Весьма

ценные идеи и концепции были изложены также в превосходной книге капитана 3-го ранга Зигфрида Зорге «Офицер флота – лидер и воспитатель». Эта книга была приобретена всеми служебными библиотеками, а многие офицеры держали ее и в своих личных библиотечках.

В 1944 году Верховное командование вооруженных сил запретило эту книгу, как «основанную на классических принципах»!

Лишь суд истории может установить, верной ли была наша программа. Но лично я убежден в том, что принципы, сформированные в дни Веймарской республики, были чрезвычайно важными. Воровство и грубое обращение были вещами неслыханными. На весьма высоком уровне держалась мораль офицеров, унтер-офицеров и рядовых. Подготовка старших унтер-офицеров была столь основательна, что они без особых трудностей смогли заполнить офицерские вакансии, образовавшиеся позднее, в дни увеличения военно-морского флота и в период Второй мировой войны. Тяжелый труд, самопожертвование и энтузиазм флотских всех рангов, заложенные в основу ВМФ, принесли со временем обильные плоды.

Мне было очень приятно, когда люди, говоря о манере поведения и о достоинствах службы в вооруженных силах, стали употреблять выражение «как на флоте». Именно это выражение стало признанием нашего успеха в области морали и дисциплины.

Но признание это было и постоянным напоминанием нам о наших обязательствах перед страной и людьми. Они доверили нам не только дорогостоящие суда и обширную собственность, но и нечто куда более ценное – юность нации. На более или менее краткий период на военно-морской флот было возложено их образование и забота о них. Мы были ответственны не только за то, чтобы подготовить их к несению службы, но и за то, чтобы после окончания срока своей службы они вернулись бы к своим очагам умелыми людьми и достойными гражданами.

Тесные товарищеские взаимоотношения между офицерами, унтер-офицерами и матросами были не только на флоте. Сотрудничество и взаимопонимание установились и с сухопутными силами. Каждый корабль был прикреплен к тому или иному армейскому полку на правах побратимов. Офицеры и военнослужащие срочной службы всех армейских полков приглашались совершить морское путешествие на борту кораблей-побратимов. Подобным же образом и офицеры и члены экипажей кораблей-побратимов время от времени становились гостями соответствующих армейских полков.

Старались мы установить столь же тесные взаимоотношения и с гражданским населением. Флот поддерживал постоянный контакт со своими бывшими военнослужащими, ушедшими в запас и в отставку, как с офицерами, так и с матросами, со своими бывшими гражданскими сотрудниками. Мне хотелось избежать какой бы то ни было кастовой замкнутости флота.

Спуск на воду новых кораблей давал нам прекрасную возможность завязать отношения с городами, именами которых нарекались эти корабли. Обер-бургомистр этого города обычно произносил торжественную речь. А потом мы посылали таким городам и приглашения направить своих представителей посетить корабль и даже сделать круиз на его борту. Города не оставались в долгу и, в свою очередь, приглашали к себе в гости офицеров и матросов. Так, когда в 1925 году был спущен на воду «Эмден», в числе почетных гостей находились доктор Мютцельбург, обер-бургомистр города, а также бывший военный министр Носке в своем новом качестве президента провинции Ганновер. Точно так же, когда спускались на воду крейсера «Кёнигсберг», «Карлсруэ», «Кёльн» и «Лейпциг», то с речами по поводу присвоения кораблям имен выступили обер-бургомистры Ломейер, Финтер, Аденауэр и Роте. Позднее большинство из них побывали на борту этих кораблей во время учебных походов. Когда же корабль получал имя той или другой известной личности, мы всегда приглашали членов семьи, равно как и других известных деятелей, связанных с этим человеком, участвовать в церемонии спуска.

Депутатам рейхстага, членам государственного совета и некоторым другим государственным деятелям мы предоставляли возможность поближе познакомиться с флотской жизнью, а также побывать в море. Офицеры и команды кораблей всячески стремились укрепить тесные отношения, которые, как правило, устанавливались во время таких визитов. Результатом этих визитов было дружеское понимание, которое приносило флоту хорошие плоды, когда позднее в рейхстаге проходило обсуждение военно-морского бюджета или других вопросов, имеющих отношение к флоту.