Грот танцующих оленей: Фантастические рассказы
Шрифт:
— Эйнштейн? — спросил он, убежденный, что это не Эйнштейн.
Он не ощущал присутствия Эйнштейна, хотя и не сумел бы объяснить, как он его распознавал. Вновь раздался тихий свист.
— Да, — сказал Мартин, — я здесь. Кто ты?
И голос (мысль? пульс? разум?) заговорил:
— Критическая точка, — сказал голос.
— Не понял. Критическая точка чего?
— Вселенной. Вселенная достигла критической точки. Наступила всеобщая смерть. Вселенная добралась до самой далекой точки. Теперь она заканчивается. Энтропия достигнута.
— Вы говорите странные вещи, —
— Вселенная всегда стремится к энтропии.
— Только не здесь, — возразил Мартин, — Здесь нет энтропии. Звезды все еще горят.
— У края. На внешней границе. Край вселенной достиг точки энтропии. Смерти тепла. Энергии нет. Начинается обратное падение. Она отступает.
Даль посвистывала. Пустота причитала.
— Вы на краю?
— Рядом с границей. Вот откуда мы знаем. Наши измерения…
Даль взвыла, заглушив последние слова.
— Как долго? — спросил Мартин. — Сколько осталось до конца?
— Столько, сколько прошло от начала времен. Наши подсчеты…
— Пятнадцать миллиардов лет, — сказал Мартин.
— Нам не понятны ваши единицы измерения.
— Не важно, — сказал Мартин, — Не имеет значения. Мне не следовало произносить эти слова.
— Какая досада! Какая ирония!
— Досада? И при чем здесь ирония?
— Мы так долго пытались. Все так долго пытались. Понять вселенную, а теперь у нас нет времени.
— У нас полно времени. Еще пятнадцать миллиардов лет.
— Возможно, у вас они есть. А у нас — нет. Мы слишком близко к краю. Мы попали в зону смерти.
Мольба о помощи, подумал Мартин. Жалость к себе. Он был потрясен: раньше они никогда не просили о помощи.
Собеседник Мартина перехватил его мысль.
— Нет, мы не просим помощи. О ней не может быть и речи. Это предупреждение.
Затем мысль исчезла. Даль и пустота несколько мгновений посвистывали, а потом наступила тишина.
Мартин, сгорбившись, сидел в отсеке, на его плечи навалились гигантские расстояния и пустота.
День для Пола Томаса начался неудачно.
Пронзительно заверещал сигнал связи.
— Слушаю, — сказал он.
Голос его секретарши произнес:
— Мистер Рассел хочет с вами поговорить.
Томас состроил гримасу.
— Пусть войдет.
Рассел — чопорный и педантичный — вошел в кабинет и уселся на стул, стоявший напротив письменного стола Томаса.
— Что я могу сегодня сделать для отдела исследований и разработки? — спросил Томас, опуская вежливые банальности.
Рассела они никогда не интересовали.
— Гораздо больше, чем вы делаете сейчас, — ответил Рассел, — Проклятье, Пол, мне известно, что вы по уши зарылись в информацию. Она копится и копится. Но мы ничего от вас не получаем вот уже шесть месяцев. Конечно, мне известны правила, но не слишком ли строго вы их придерживаетесь?
— Что вас интересует?
— Во-первых, проблемы перемещений со скоростями, превышающими скорость света. Мне известно, что Мартин…
— Мартин продолжает над этим работать.
— Но
— Это правда, — не стал возражать Томас, — Нам редко удается заполучить таких людей, как он. Чаще всего попадаются парни с фермы или девушки, работающие в универсальных магазинах. Мы курируем несколько специальных программно…
— Только не надо уводить разговор в сторону, Пол. Мои люди с нетерпением ждут возможности начать работу над БСС [8] . Мы знаем, что у вас кое-что есть.
8
Больше Скорости Света. (Прим. пер.)
— Самое смешное, что тут вы ошибаетесь.
— Мартин уже несколько месяцев этим занимается.
— Да, занимается. И ничего не понимает. И мы оба начинаем думать, что он неподходящий человек для решения подобных задач.
— Неподходящий человек? Астрофизик?
— Бен, возможно, дело вовсе не в физике.
— Но он вывел уравнения.
— Уравнения — да. Но они не имеют смысла. Вопреки распространенному мнению сами по себе уравнения не обладают магией. В них должен присутствовать смысл, а в этих нет ни малейшего. Джей думает, что они не имеют отношения к физике.
— Не имеют отношения к физике? А к чему же тогда?
— Вот в этом-то и состоит наша главная проблема, Бен. Мы с вами уже множество раз говорили об этом. Однако вы не хотите понимать. Или отказываетесь. Или слишком упрямы, чтобы позволить себе понять. Мы имеем дело не с людьми. Я это сознаю, и наши сотрудники — тоже. А вы не желаете меня услышать. Вы принимаете народ, живущий среди звезд, за необычных людей. Я не знаю, никто не знает, кто они такие на самом деле. Известно лишь, что их нельзя назвать людьми, даже необычными.
Мы прикладываем огромные усилия, пытаясь разобраться в проблеме. И вовсе не из-за неуемного любопытства, а потому, что тогда нам будет легче с ними работать. Но пока у нас нет ни малейшего представления. Вы меня слышите? Ни малейшего представления! Хал Роллинс говорит с кем-то — он полагает, что с роботом, необычным, конечно, но и тут полной уверенности у него нет. Никто ни в чем не может быть уверен.
К тому же в этом нет особой необходимости.
Они принимают нас, мы принимаем их. Мы проявляем терпение, и они относятся к нам терпимо. Возможно, даже в большей степени, чем мы, поскольку знают, что мы впервые используем новый вид связи. Наш образ мыслей не имеет ничего общего с их мышлением, но мы пытаемся понять друг друга. Никто из них не думает так, как мы, никому из нас не удается думать так, как они. Мы столкнулись с незнакомым нам видом разумной жизни, а у них аналогичные представления о нас — и это единственное, что можно утверждать с уверенностью. Но мы — все мы — принадлежим к братству разумных существ и изо всех сил стремимся к взаимопониманию: беседуем, сплетничаем, учим, учимся, обмениваемся информацией и идеями.