Грот танцующих оленей (сборник)
Шрифт:
И тут Максвелл вспомнил, какую роль сыграл во всем этом Монти Черчилл, и обещал себе по завершении нынешнего утра, каким бы ни оказался исход, отыскать его и скрупулезно свести с ним счеты по всем статьям.
Тем временем они приблизились к мосту, прошли под ним и остановились.
— Эй вы! Ничтожные тролли! — завопил мистер О’Тул, обращаясь к безмолвным камням. — Нас много пришло сюда побеседовать с вами!
— Ну-ка, замолчите! — сказал Максвелл, обращаясь к О’Тулу. — И вообще не вмешивайтесь. Вы же не ладите
— А кто, — возмущенно спросил О’Тул, — поладить с ними может? Упрямцы без чести они, и разум со здравым смыслом равно им чужд!
— Замолчите, и ни слова больше, — повторил Максвелл.
Все они умолкли, и вокруг воцарилась глубокая тишина нарождающегося утра, а потом из-под дальнего конца моста донесся писклявый голос.
— Кто тут? — спросил голос. — Если вы пришли помыкать нами, мы не поддадимся! Крикун О’Тул все эти годы помыкал нами и поносил нас, и больше мы терпеть не будем.
— Меня зовут Максвелл, — ответил Максвелл невидимому парламентеру. — И я пришел не помыкать вами, я пришел просить о помощи.
— Максвелл? Добрый друг О’Тула?
— Добрый друг всех вас. И каждого из вас. Я сидел с умирающим банши, заменяя тех, кто не захотел прийти к нему в последние минуты.
— И все равно ты пьешь с О’Тулом, да-да! И разговариваешь с ним, да! И веришь его напраслине.
О’Тул выскочил вперед, подпрыгивая от ярости.
— Вот это я вам в глотки вобью, — взвизгнул он. — Дайте мне только наложить лапы на их мерзкие шеи…
Он внезапно умолк, потому что Шарп ухватил его сзади за штаны и поднял, не обращая внимания на его бессвязные гневные вопли.
— Валяй! — сказал Шарп Максвеллу. — А если этот бахвальщик еще посмеет рот раскрыть, я окуну его в первую попавшуюся лужу.
Сильвестр подобрался к Шарпу, вытянул морду и начал изящно обнюхивать болтающегося в воздухе О’Тула. Гоблин замахал руками, как ветряная мельница.
— Отгоните его! — взвизгнул он.
— Он думает, что ты мышь, — объяснил Оп. — И взвешивает, стоишь ли ты хлопот.
Шарп попятился и пнул Сильвестра в ребра.
Сильвестр с рычанием отскочил.
— Харлоу Шарп! — закричала Кэрол, кидаясь к нему. — Если вы позволите себе еще раз ударить Сильвестра, я… я…
— Да заткнитесь же! — вне себя от бешенства крикнул Максвелл. — Все заткнитесь. Дракон там бьется из последних сил, а вы тут затеваете свары!
Все замолчали и отошли в сторону. Максвелл выдержал паузу, а потом обратился к троллям.
— Мне неизвестно, что произошло раньше, — сказал он. — Я не знаю причины вашей ссоры. Но нам нужна ваша помощь, и вы должны нам помочь. Я обещаю вам, что все будет честно и справедливо, но если вы не поведете себя разумно, мы проверим, что останется от вашего моста после того, как в него заложат два заряда взрывчатки.
Из-под моста донесся тихий писклявый голосок.
— Но ведь мы
— Это правда? — спросил Максвелл, оглядываясь на гоблина.
Шарп поставил О’Тула на землю, чтобы тот мог ответить.
— Это же будет неслыханное нарушение всех прецедентов! — возопил О’Тул. — Вот что это такое! С незапамятных времен только мы, гоблины, варим радующий сердце эль. И сами его выпиваем. Мы не можем сварить больше, чем мы можем выпить. А если сварить его для троллей, тогда и феи потребуют…
— Но ты же знаешь, — перебил его Оп, — что феи не пьют эля. Они ничего не пьют, кроме молока. И эльфы тоже.
— Из-за вас нас всех мучит жажда, — вопил О’Тул. — Неизмеримый тяжкий труд мы тратим, чтобы сварить его столько, сколько нужно нам! И времени, и размышлений, и усилий!
— Если вопрос только в производительности, — вмешался Шарп, — то ведь мы могли бы вам помочь.
Мистер О’Тул в бешенстве запрыгал на месте.
— А жучки?! — неистовствовал он. — А что будет с жучками? Вы не допустите их в эль, я знаю, пока он будет бродить. Уж эти мне гнусные правила санитарии и гигиены! А чтобы октябрьский эль удался на славу, в него должны падать жучки и всякая другая пакость, не то душистости в нем той не будет!
— Мы набросаем в него жучков, — пообещал Оп. — Наберем целое ведро и высыпем в чан.
О’Тул захлебывался от ярости. Его лицо побагровело.
— Невежество! — визжал он. — Жуков ведрами в него не сыплют. Жуки сами падают в него с дивной избирательностью и…
Его речь завершилась булькающим визгом и воплем Кэрол:
— Сильвестр! Не смей!
О’Тул, болтая руками и ногами, свешивался из пасти Сильвестра, который задрал голову так, что ноги гоблина не могли дотянуться до земли.
Оп с хохотом повалился на пожухлую траву, колотя по ней кулаками.
— Он думает, что О’Тул — это мышка! — вопил неандерталец. — Вы посмотрите на эту кисаньку! Она поймала мышку!
Сильвестр держал О’Тула очень осторожно, раня только его достоинство. Он почти не сжимал зубов, но огромные клыки не позволяли гоблину вырваться.
Шарп занес ногу для пинка.
— Нет! — крикнула Кэрол. — Только посмейте!
Шарп в нерешительности застыл на одной ноге.
— Оставь, Харлоу, — сказал Максвелл. — Пусть себе играет с О’Тулом. Он ведь так отличился сегодня у тебя в кабинете, что заслужил награду.
— Хорошо! — в отчаянии завопил О’Тул. — Мы сварим им бочонок эля! Два бочонка!
— Три! — пискнул голос из-под моста.
— Ладно, три, — согласился гоблин.
— И без увиливаний? — спросил Максвелл.
— Мы, гоблины, никогда не увиливаем, — заявил О’Тул.
— Ладно, Харлоу, — сказал Максвелл. — Дай ему хорошего пинка.