Гроза над Бомарзундом

Перунов Антон

— А месье Пламридж?

— Погиб.

— Мон дье! Но как это случилось?

— В бою. Принц Константин обещал вернуть его тело. Так что в самом скором времени ждите гостей!

— Значит, русская эскадра не уничтожена?

— Нет, черт возьми! В ней слишком много мелкосидящих канонерок и фрегатов, чтобы мы могли переловить их в этих проклятых фьордах!

— Так вы не станете блокировать Або?

— Я еще не выжил из ума, чтобы давать русским еще одну возможность для минной атаки.

— Но ведь они могут устроить

это и здесь…

— Тем больше поводов у нас поторопиться, сэр!

— Что ж, согласен… мне показалось, или вы куда-то собираетесь? — обратил внимание Парсеваль-Дешен на собиравших адмиральские вещи матросов.

— Я переношу свой флаг на «Сен-Жан-Д?Акр». Мой флагман слишком поврежден.

— Но здесь нет возможности ремонтироваться!

— И потому он отправится в Стокгольм.

Больше всех решением адмирала остался доволен капитан «Дюка» Гордон. Произведя осмотр повреждений, упрямый шотландец пришел к выводу, что кораблю просто необходим срочный капитальный ремонт, для которого не обойтись без постановки в док, о чем без обиняков доложил адмиралу.

Огромные пробоины в бортах и многочисленные внутренние разрушения настойчиво требовали немедленной починки. Что еще хуже, русским удалось повредить один из котлов. Потеря четырех восьмидюймовых и полутора десятков 32-фунтовых пушек на нижней и средней орудийных палубах на этом фоне выглядела совершеннейшим пустяком.

Но что самое печальное, этот урон был нанесен не только орудиями, пусть и второразрядного, но все-таки линейного корабля, но и пушками канонерок. Которые англичане совсем недавно полагали недостойной внимания мелочью.

Близость показавшего себя опасным противником русского шхерного флота заставила союзников удвоить усилия по подготовке к штурму. Количество десантников, готовившихся к высадке на островах, было доведено до восьми тысяч штыков и пятидесяти орудий разных калибров, включая мортиры, осадные пушки и тяжелые морские тридцатидвухфунтовки. Для начала осады оставалось дождаться вышедшие неделю назад из Кале транспорты с дополнительными силами пехоты взамен погибших в ходе битвы у Кронштадта. Английские и французские корабли ежедневно выходили на обстрел укреплений, стараясь, впрочем, держаться на почтительном расстоянии.

И тут, как это часто бывало в истории, случилось предательство. Одним прекрасным утром к генералу Бараге-де-Илье привели перебежчика. Невысокого роста, худощавый и впалогрудый, да к тому же еще несколько дней не бритый, он производил не самое благоприятное впечатление.

— Мне казалось, что московиты имеют несколько более атлетическое сложение, — поморщился командующий французским экспедиционным корпусом.

— Но пахнут так же отвратительно! — хохотнул адъютант, но видя неудовольствие патрона, поспешил заткнуться.

— Зачем вы его привели, Арман?

— Он говорит, что у него важные сведения, экселенц!

—

Как тебя зовут? — поинтересовался через переводчика генерал.

— Яков Блюм, ваше превосходительство, — угодливо поклонился перебежчик.

— Что ты хочешь мне сообщить?

— Я знаю, где у русских находится секретная батарея. Кроме того, если будет на то ваша воля, могу показать слабое место в башне «С».

— Что ж, это очень интересно. Но прежде ответь, отчего ты решил изменить присяге?

— Это не моя страна, — на некрасивом, но довольно выразительном лице солдата появилось отвращение. — Меня забрали силой на военную службу! Мучали непосильной работой. Не позволяли совершать религиозные обряды. А когда стали готовиться к осаде, сломали домик, где жила моя семья, и теперь жена и дочка вынуждены ютиться в казарме.

— Так ты еврей? — сообразил Бараге-де-Илье.

— Да.

— Что ты хочешь за свою услугу?

— Ваше превосходительство, — помялся перебежчик. — Я человек бедный…

— О, не беспокойся, если твои сведения подтвердятся, ты получишь достойную награду.

— В таком случае, мне нечего больше желать. Разве что…

— Говори!

— Больше всего на свете я и мои товарищи желали бы покинуть эту варварскую страну.

— Товарищи? Вас тут много?

— Да. Целая рабочая рота. Нас прислали сюда на стройку…

— Они тоже недовольны?

— Ещё как!

— Хорошо. Тогда расскажи, о какой секретной батарее идет речь?

— Уже после начала войны русское командование прислало сюда шесть двухпудовых пушек. Пока их еще не пускали в дело, но как только ваши корабли рискнут подойти…

— А башня «С»?

— Это самая слабая русская башня. Она вооружена всего лишь шестнадцатью 12-фунтовыми орудиями.

— А слабое место?

— Трещина в стене. Мы ее заделали, но я могу показать, где она.

— Отлично! А что ты знаешь о минах?

— Простите, ваше сиятельство, не понимаю…

— Русские ставили в море адские машины? — терпеливо повторил вопрос француз.

— Точно сказать не могу, — после недолгого раздумья ответил солдат. — Но мне приходилось видеть, как в проливе Бомарзунд сгружают в воду какие-то бочки. Быть может, это и есть мины, про которые толкует ваша милость?

— Как ты сказал тебя зовут?

— Яков Блюм, ваше высокопревосходительство! — никак не мог определиться с правильным титулованием перебежчик.

— Если все, что ты сказал, правда, можешь считать свою жизнь устроенной!

— Покорно благодарю…

Первое, что услышал капитан-лейтенант Клокачев, когда его «Бульдог» подошел к острову Вордэ, оказалось довольно близкой канонадой. Очевидно, союзники приступили к обстрелу цитадели или одной из выдвинутых вперед башен. Первым его побуждением было ринуться на помощь товарищам и ввязаться в драку. Но…