Гроза над Миром
Шрифт:
Ваша странная девчонка Наоми
P.S. За одежку мою и бластик спасибо. Я плакала. Еще раз всех целую.
Я вернул Наоми письмо.
– Ваш эпистолярный стиль великолепен. Эдакая смесь высокого с низким. Но пишете вполне грамотно для бывшей батрачки.
– Странное дело, - пожаловалась Наоми, - Читаю все запросто, а написать иной раз...
– она ругнулась нехорошо.
– Ничего удивительного. Письмо и чтение - способности разные и в голове лежат на отдельных полочках. Можете отсылать свое сочинение. Облик ваш в нем рисуется чудный. О дальнейшей
– Так вы всегда. Видите меня более гадкой, чем есть на деле, - она изобразила обиду, - Кстати, Ханна на мне разве что воду не возила. И поколачивала. Пока я не выдрессировалась.
Швырнула письмо в соломенную корзинку на столе - на отправку и поднялась - я всем своим видом показывал, что хочу говорить не здесь. Невольно обратил внимание на то, как изменились ее повадки после "второго рождения". Раньше обычным было увидеть Наоми в нахальной позе: ладони в карманах или заткнуты за поясной ремень, насмешливый взгляд снизу вверх, а сейчас ее низко опущенная голова и сомкнутые за спиной руки выдавали склонность к глубоким размышлениям.
Вместе мы вышли в сад, в печальный свет раннего вечера. Прошли темной аллеей на восточную тренировочную площадку со следами грязных опилок, когда-то покрывавших утоптанную землю толстым слоем. Невесомо-легкий и чрезвычайно удобный комбинезон облегал тело Наоми, сейчас он был темно-синим. На правом бедре болтался бластик, так называлось это оружие.
Комбинезон Наоми быстро сменил цвет: теперь это стали темно-серые брюки без единого шва переходящие в изящные черные сапожки и белая рубашка с длинными рукавами.
– Высказывайтесь, Рон. Вы страшно мной недовольны.
Даже в сумерках стал заметен румянец, проступивший на обычно бледных ее щеках. Я решился:
– Хочу вас предостеречь...
Она кивнула, приглашая меня говорить.
– Я слышал ваши с Гордеем разговоры.
– Подслушивать - неприлично, Рон...
– Не перебивайте меня!
– я не на шутку рассердился, - Наоми! Вы решили, что сможете удержать так нечаянно приобретенную власть. Согласен, настроение в народе - почти религиозное обожание. Но зачем вы стремитесь вызвать еще и страх? Формируете с Гордеем отряды из отъявленных...
– Рон! Люди всегда хотят власти, которая бы их пугала - азбучная истина, поверьте. Основа власти - сила и я набираю самых умелых и преданных бойцов. В большинстве ими оказываются бойцы Тойво Тона, и я прибираю их к рукам, иначе плодить разбойников. Как правильно сказать: самолучшее войско?
– Элитные вооруженные силы...
– Lux' bello rato. Эль... би... эр. Эльберо - так назову. Продолжайте чехвостить меня, Рон.
– Когда мы утвердились в Гнезде, вы лично расстреляли двоих охранников Ваги вам не понравились их косые взгляды. Никогда не следует, Наоми, самой приводить в исполнение свои приговоры. Научиться убивать очень легко. Очень быстро акт лишения человека жизни станет доставлять вам наслаждение.
В аллее стемнело, мы
– Рон! Последую вашему совету. Насколько смогу. Но что, если меня не останется выбора?
Она знала, о чем говорила. Преемница Великого чистильщика должна быть способна немедленно уничтожить любого, кто публично станет ей перечить. Иначе аура власти вокруг нее растает без следа.
– И, на самом деле, вы хотели сказать мне совсем не это, - добавила отчужденно.
– Наоми... Завал на месте бывшей Ратуши разобрали, общими усилиями солдат и добровольцев из горожан.
– Да.
– Найдены останки Майла Вернона - коменданта города. Могу сказать: он погиб мгновенно.
– Был честен и верен долгу. Похоронить с почестями.
– Джено... Вам неприятно любое упоминание о нем, понимаю...
– Я ничего не помню. А чужие рассказы - не в счет.
– Обломки стен сложились куполом и...
– Он жив.
– Подвинулся рассудком. Повторяет, как заведенный: "Я тоже умер, почему ж ты со мной не говоришь?"
– А... так вы ждете моего решения?
– М-м-м... да.
– Меня этот несчастный человек не интересует. Кто он такой, чтобы я снизошла до него, решая жить ему или умереть?
Двадцать лет спустя в пригороде Ганы умер нищий, полусумасшедший, но безобидный старик, известный тем, что объяснялся только на джойлик, хотя не был немым. Татуировка на левой руке выдавала его принадлежность к давно исчезнувшему братству вольных моряков: якорь и крест - "надежда и вера". Поговаривали, что покойный был когда-то правой рукой Великого Ваги.
Прошла еще неделя, и наступил день, который в Гнезде Ваги всегда наполнен тихой скорбью. День памяти Левки.
В большой трапезной было немноголюдно. Вага сидел во главе стола - бледная тень великого человека, марионетка в руках победителей. Он заметно похудел, изжелта-бледная кожа на лице обвисла складками. К Наоми он испытывал теперь почти непреодолимый ужас. Только официальные приемы могли заставить его оказаться в одном с нею помещении. Здесь же дело было семейное, но Наоми присутствовала как близкая подруга его дочери. Они обе так и сидели рядом по правую руку от него. Дальше восседали Дерек и Гордей - "маршалы" Наоми. Замыкала ряд Тонка - остальных женщин Ваги новая хозяйка спровадила в два счета.
"Подстилками под моих солдат, или сто реалов в зубы и - на свободу". Только с Райлой она обошлась мягче и одарила щедрее. Но, все равно, предложила покинуть Гнездо: "Не самое уютное будет место".
По левую сторону разместились: Арни, с холодно-любезной миной, затем я и мой коллега доктор Мано. И... Габ. Его огромная армия растаяла, как кусок масла на горячей сковородке при приближении к Вагноку. С примерно тысячей оставшихся верными людей, Габ согласился на предложение Арни сделать вид, что "ничего такого и не было, чтоб что-нибудь, да и было". Тогда и Наоми нашла для него слова: