Гроза над Россией. Повесть о Михаиле Фрунзе
Шрифт:
— Мы дадим вам оружия на тысячу человек. Проявите свою доблесть в бою с красными, — почему-то грустно вздохнув, продолжал он.
— Будем рубить, и тольки! А свой отряд я быстро увеличу, пустите лишь в Мелитополь...
— Почему в Мелитополь?
— Родные места. Там меня всякий сукин сын знает.
— Мелитополь так Мелитополь...
— Хорошо бы воззваньице сочинить ко всем дезертирам,пленным, перебежчикам. Печатное слово действует на умишки, как страх божий. У вас писаки отменные, пусть что-нибудь пожалостливее накатают, — попросил Володин.
Врангель
— Понял. Будет через полчаса.
Минут через сорок Врангель прочитал написанное от руки обращение: «Дезертиры, скрывающиеся в лесах и горах Крыма, в камышах Приднепровья, кто из вас не запятнал себя из корысти братской кровью — вернитесь. Встаньте под знамена Русской армии! С нею заодно и неутомимый Махно, и украинские атаманы. Мы ждем вас, чтобы плечом к плечу биться за поруганную мать-родину, за осквернение храма божьего, за распятую Русь».
— И складно, и со слезой, — похвалил Володин, вперяя в барона рыжие глаза. — С такими словами будем рубить, и тольки, — повторил он любимую фразу.
После ухода Володина генерал Шатилов уныло заметил:
— Вчера я видел, как отряд этого батьки маршировал по улицам Севастополя. Банда головорезов!
— И что же из этого следует? — недовольно спросил Врангель.
— А то и следует, что Володин нас продаст, Махно предаст...
В конце июля Врангель перешел в наступление. Поначалу Русская армия имела успех. Пользуясь тем, что красные вели изнурительные бои с белополяками, Врангель захватил Северную Таврию, овладел Каховкой и Александровском, но понес большие потери: тысячи офицеров и солдат полегли в степных сражениях. Стремительное продвижение Врангеля приостановилось, и тогда-то части Юго-Западного фронта перешли в контрнаступление.
Красные снова освободили Александровск, а Врангель отошел к Мелитополю и Большому Токмаку.
Начались упорные бои за Каховку. Второй стрелковый корпус генерала Слащева отчаянно сопротивлялся, конница его наносила огромный урон красным, особенно сильные удары приходились на долю 15-й дивизии.
В ночные окна постукивал дождь, ветер то и дело распахивал форточку, брызги обдавали головы командиров. Они сидели за столом, покрытым военными картами, над ними покачивались клубы табачного дыма.
В просторном, когда-то богато обставленном кабинете было неуютно, грязно, паркет чернел от мокрых следов.
Командиры давно знали обстановку на фронте, но всех терзал один и тот же вопрос: когда и где произойдет решительная схватка с противником.
Одним казалось — решающая битва будет на левом берегу Днепра, в районе станицы Волноваха, где Врангель сосредоточил свежие кавалерийские силы и бронемашины.
Другие думали, что сражение начнется на правобережье: противник переправился через Днепр в тридцати верстах от Никополя.
Третьи считали, что все решит столкновение под Александровском.
— Что
Паука обладал незаменимыми качествами для начальника штаба: собранностью, точностью, прямотой.
— Когда прибудет новый командующий? — спросил начальник оперативного отдела Харламов.
— Пока неизвестно, но прошу командиров быть начеку...
— А что, у нового командующего скверный характер? — снова поинтересовался Харламов.
— Не знаю, какой у него характер. Никогда не видел в лицо Фрунзе, но напоминаю старую поговорку о новой метле.
Ветер хлопнул форточкой, облако дыма качнулось, дождевые брызги усеяли оперативную карту. В кабинете сразу стало свежее.
Дверь приоткрылась, в кабинет вошел невысокий мужчина в солдатской шинели.
— Сюда нельзя посторонним. Здесь заседание, — холодно сказал Харламов.
Вошедший снял мокрую фуражку, вытер мокрое от дождя лицо. На Харламова глянули светлые глаза; взгляд был таким открытым и приветливым, что Харламов невольно улыбнулся.
— Что вам угодно? — уже мягче спросил он.
— Здравствуйте, товарищи! Я Михаил Фрунзе. Только что из Москвы.
Командиры вскочили с мест. Паука, испытывая неловкость, что проморгал командующего, сказал растерянно:
— И вы один? В полночь? С вокзала?
— Нет, со своим товарищем. Вот он, знакомьтесь.
Порог кабинета переступил Иосиф Гамбург.
— Все же досадно, что не предупредили о своем приезде, — опять заговорил Паука, но Фрунзе, скосив на него глаза, ответил:
— Теперь не до церемониальных встреч. Давайте посмотрим, что творится на фронте.
Незаметно, но быстро скованность командиров исчезла и возникла та дружеская атмосфера, в которой легко и просто работать. После докладов начальника штаба Пауки и начальника оперативного отдела Харламова командующий долго молчал. Все ждали, что он выразит неудовольствие туманными сведениями о положении на фронте или предъявит строгие, трудновыполнимые требования.
— Да-а, — сказал командующий. — Сперва исследуем, осмыслим, что нужно делать, а потом уже будем действовать.
Южный фронт был образован из 6, 13 и 2-й Конной армий. С польского фронта перебрасывалась на юг 1-я Конная, формировалась новая — 4-я армия. Плеяда прославившихся военачальников стала во главе армий — Уборевич, Буденный, Миронов, Корк; эти имена о многом напоминали противнику.
Через два дня после приезда в Харьков Фрунзе телеграфировал Ленину: «Положение на фронтах характеризуется упорным стремлением противника, очевидно прекрасно осведомленного о наших планах, разрушить их путем ударов в направлениях наших группировок... Предполагаю со своей стороны, впредь до окончания подготовки общего наступления, нанести ряд коротких ударов... Переход в общее наступление зависит от времени подхода 1-й Конной».