Гроза прошла
Шрифт:
Беллетрист. Теперь у нас тоже распространились в беллетристике самые новейшие приемы натурализма…
Стожаров (снисходительно). А! В самом деле? Очень интересно (вставляет монокль и смотрит на собеседника внимательно и развязно). Вы по-видимому принадлежите к поколению 80-х годов?
Беллетрист (не без гордости). Да, к самому новому поколению…
Стожаров. Но к какому именно типу, к какому разряду или, так сказать, к какой формации? Я приехал из Парижа, чтобы изучить новое поколение… Вы кончили университет?
Беллетрист. Нет, я вышел из 4-го класса гимназии. Я считаю нашу
Разговаривая, отходят.
Старцев и Калиновский.
Калиновский (продолжая разговаривать). Вы у меня взяли авансом более восьмисот рублей…
Старцев. Что же делать? Я получил за роман 500 и — верите ли — через 2 недели — ни гроша. Главная беда с женой… Намедни купила лисью ротонду [14] — 200 рублей. Помните мою повесть — «Молодые побеги» — так целиком и ушла на лисью ротонду, ни копеечки не осталось…
14
Ротонда — верхняя женская теплая одежда в виде длинной накидки без рукавов, распространенная в конце XIX — начале XX в.
Калиновский. Сколько вы хотите вперед?
Старцев. 500. Меньше невозможно!..
Калиновский. 500! Это ужасно! Вы еще и не начинали романа… (Отходят).
ЯВЛЕНИЕ 3
Елена и Висконти — известный знаток и любитель литературы; сам, однако, ни одной строки не писал; почти лысый, весьма приличный; петербургски-равнодушный и с отчасти брезгливым выражением лица.
Висконти. Ну оттуда я, конечно, в Рим прокатился…
Елена. Вы видели в Риме Палицына?
Висконти. Побывал у него в мастерской. Кстати, он приезжает на днях в Петербург.
Елена. Вот как! Ну что же? Он много работает?
Висконти. Кончает группу.
Елена. Показывал?
Висконти. О, да! Я в восторге! Вот настоящий художник и вместе с тем величайший пессимист, какого я когда-либо встречал в жизни…
Елена. Какой сюжет группы?
Висконти. «Смерть».
Критик (вмешивается в разговор). Охота вам этаким вздором восхищаться, да еще барыню совращать… Развратная эстетика!..
Висконти. Мне кажется, что Палицын не более эстетик, чем его учителя, уже несомненные гении — Микеланджело. Рафаэль.
Критик. И это слыхали… Не боимся мы ваших Микель-Анджелов и Рафаэлей!..
Елена. Да вы их не знаете… (Елена отходит и вступает в разговор с Калиновским).
Критик (ей вдогонку). И знать не хочу, милая барыня, и знать не хочу!.. Горжусь этим (к Висконти). Вы прочтите мою статью в «Народной совести», там я доказываю несомненно, так сказать, математически, что — «Четверть лошади» Бориса Ивановича Воздвиженскго! [15] выше, гениальнее — да, да, смейтесь, а я все-таки повторю — неизмеримо гениальнее всех ваших Фетов, Майковых и Рафаэлей…
15
Г.И. Успенского/
Елена и Калиновский.
Калиновский (продолжая
Тебе-то что?
Елена. Если угодно знать, вот что: вспомни только, как ровно год тому назад ты был так же беден, как теперь Карелин, ты лежал тоже больной и без гроша денег… Не делай того. в чем ты упрекал тогда самодовольных и богатых. Статья Карелина — талантливая…
Калиновский (с раздражением). Ах. Боже мой, да я вполне с тобой согласен: статья и умная, и блестящая, и талантливая. Но напечатать ее в своем журнале я не могу…
Елена. Это нетерпимость!..
Калиновский. Пусть — нетерпимость!.. Помни, милая моя, что литература прежде всего — борьба, да-с, борьба во имя принципов, идей и направлений… Пускай твой Карелин талантлив и даже, если хочешь, по-своему честен. Но он нам не ко двору. Он не нашего лагеря и не нашей партии.
Критик (почти пьяный). Славно, Игнаша, воистину славно обрезал. Именно — не ко двору!.. Дай мне пожать твою благородную руку!..
Елена. Игнатий, помнишь, ты мне говорил однажды: «Горе побежденным в литературе. Их растопчут!» Как это верно! Ложь и обман все ваши громкие слова о принципах. о направлениях!.. Ложь!.. Зачем вы лицемерите? Зачем вы притворяетесь?..
Калиновский. Елена, опомнись! Что ты говоришь?
Гости умолкают, собираются вокруг Елены и слушают ее в недоумении. А в соседней комнате, вокруг стола, веселый говор и звон бокалов. Там возобновляется пир.
Елена (в негодовании). Обманываете публику, читателей, господа… Это вам выгодно, на этом держится ваша слава, но зачем морочить нас, близких, друг друга и самих себя. Ваш журнал — коммерческое предприятие, основанное на деньгах и для денег. Во что вы верите? Что проповедуете?. Как в магазинах материю, вы чуть ли не по аршинам — да! — по листам продаете ваши горячие статьи о благе народа, об идеалах, чтобы бросать деньги продажным женщинам и пить вино в трактирах. Как вы смеете учить людей, когда вы не любите их и ничуть не лучше их?.. Это бесчестно!
Романистка (вскакивает, взвизгивая). Я не позволю, я не позволю… в моем присутствии так оскорблять наш честный лагерь!..
Громкий звонок Все оглядываются.
ЯВЛЕНИЕ 4
Беллетрист (вылетает из прихожей, запыхавшись, в шубе, с радостным лицом). Все готово, господа, все готово!.. Лошади поданы!..
ЯВЛЕНИЕ 5
Гости (которые сидели за столом, входят с шумом в приемную). Что здесь? Что такое случилось?
Беллетрист. Тройки — у ворот. Скорее одевайтесь!..
Романистка. В Аркадию.
Висконти. Не советую в Аркадию — лучше к Кюба.
Критик. Сначала в Аркадию, потом к Кюба.
Калиновский. Чудесно, чудесно! Висконти, вы ужин на себя возьмите. Вы — известный гастроном.
Критик (встает, шатаясь). Жена, поезжай домой, нечего тебе в Аркадии делать…
Жена критика (цепляется за его одежду). Ах, нет. Сашенька, я с тобой, с тобой — от тебя ни на шаг!..
Критик (в отчаянии). Прицепилась, проклятая, теперь не оттащить!