Гроза школьной столовки
Шрифт:
– Может и знаю, но факта это не отменяет – мне по нему еще ЕГЭ сдавать, - пожимает плечами, хотя сама уже тянет дальше. – Я знаю где они. В туалете!
– Точно, мы ж прошлый раз там Машку и нашли, - кивает Сорокина, спускаясь еще на один лестничный пролет вниз на второй этаж. По нему крадемся особенно осторожно, даже не попасть никому из преподавателей или директрисе с завучем. Краем глаза замечаю Валентина Арсеньевича с недовольным видом вышедшего из учительской. Как обычно, в выцветшем синем свитере в катышках да темных брюках. Идет сгорбившись, мрачно оглядываясь и заметив нас, ускоряет шаг в сторону
– Не представляю себе ночевку с ним, - произносит Арина и я с ней солидарен. До сих пор мурашки от воспоминаний по подсобке бегают. Странный он какой-то. Даже если торты с кексами не сам стащил, все равно дикий. Кто знает, что такому в голову взбредет.
– Зато можно будет за ним проследить, - пожимает плечами Надя, прижавшись ко мне в тот момент, когда мимо проходит парочка грузных учеников младших классов, едва не сбивших ее с ног. Обнимаю за талию, прижимая к себе. Какое-то наваждение наверное – держать свою девушку постоянно рядом. Или паранойя. Кажется, словно отпусти ее руку, она попросту исчезнет с моих глаз. Полночи не мог заснуть, прокручивая в голове каждый момент, проведенный вместе. Не хочу возвращаться к старым язвительно-натянутым отношениям с взаимными подколами. Мне нравится ее целовать и обнимать, а поругаться можно, будучи парой при условии бурного примирения. Потому так вспылил сегодня от этого Рябина.
Бесит он меня, ничего поделать не могу.
– Вон, смотрите, Рожок!
Поворачиваю голову, вырываясь из потока мыслей, заметив выглянувшего из женского туалета друга как раз в момент звонка. Вроде бы его на ремонт закрыли в субботу по какой-то там причине. Кто-то из 11 Б напихал бумаги в слив, и забик. Митрича вызвали, однако он его просто разобрал, а вот собирать обратно не стал. Мол, не мое дело, вызывайте специалиста, а я просто сторож. Потому, когда подходим, натыкаемся на табличку с надписью: «Ремонт». Ждем, пока народ окончательно разбредется по классам и последний опоздавший поспешим скромно постучать в дверь кабинета, выпучив на нас глаза, а затем Гроза нетерпеливо дергает ручку двери, врываясь внутрь.
– Рожок, твою мать, куда ты дел… - начинает она с привычных угроз, но замолкает, натыкаясь на картину, от которой мне остается только хмыкнуть.
– Вот тебе раз, - выдыхает Арина рядом, пока Олег, ошарашенный нашим появлением, едва не роняет свой айфон на коричневый кафель. Наушник вылетает из его уха, только чудом Машка успевает поймать аппарат, а мы слышим из динамика после вырвавшегося штекера из гнезда бойню в «Мстители: Финал». Кажется, там сейчас бьют Железного человека.
Картина маслом: ободранный подоконник, пластиковое окно с парой трещин, пара раскрытых кабинок, в одной из которых складированы швабры, в другой – сломанный унитаз – у стенки наша парочка, мнется, жмется, опустив глаза в пол.
– Машка! – возмущается Надя так, что Свиристелова подпрыгивает, испуганно покосившись в ее сторону. – Я тут значит беспокоюсь, а она фильмецы с этим козлом белобрысым рассматривает и хихикает!
Девчонка вновь опускает взгляд, шмыгнув носом. Да уж, Надя если завелась, не остановится. Только рот открываю, как Олег выдает:
– Ты бы Гроза орала поменьше, глядишь не боялись бы люди, - бурчит, кидая на меня раздраженный взгляд. Только плечами пожимаю, возвращая ему взор.
– Да вы парочка! – тычет в них пальцем Арина с таким видом. Будто мировой заговор раскрыла. Эта миловидная блондинка больше похожая на героиню всех анекдотов про светловолосых, чем на адекватного человека, подпрыгивает на месте. Надя выпучивает глаза, выдыхая:
– Чего?!
Снова этот взгляд. Нечего сверкать на меня, дружище. Я их сюда не тащил. И тебя, кстати тоже.
– Никто ни с кем не встречается, - поспешно подает голос Маша, отводя взор от Олега, поспешно принявшего сматывать гарнитуру и прятать айфон, выключая фильм. Он убирает его в сумку, стоящую позади на подоконнике и мрачно оглядывает нас. – Просто Олег помог мне, чисто по-дружески, - добавляет неловко, на всякий случай отодвигаясь от моего друга.
– Мы не встречаемся, Сорокина. Умерь свои гормоны, - рыкает, а Свиристелова вздрагивает. Не надо семи пядей во любу – девчонка в него влюблена. Для нее его любое внимание уже радость. Обидно ей, наверное, когда слышишь такое, хотя еще пару минут назад вы сидели близко друг к другу, что казалось будто сейчас поцелуетесь.
– Это правильно ты Рожок сказал, - тянет моя Гроза, проходя вперед и расталкивая их, вставая между ними, обняв ссутулившуюся Свиристелову за плечи. – ты ж ее не достоин.
Не могу себя остановить. Начинаю громко ржать и не от курьезности сказанных слов, а от вытянувшегося лица Олега. Дружбан так посмотрел на Грознову, что прямо задыхаюсь.
– Дура что ли? – шипит, но нас уже не остановить. Смеемся все дружно, потешаясь над ним. Кроме Маши, та только слабо улыбается, пряча лицо в длинных темных волосах, которые обычно заплетает в толстую косу. Если убрать эти дурацкие блузки не по размеру, длинную кошмарную школьную юбку до колен и дурацкую косу - девчонка-то вполне симпатичная. А если похудеет немного – вовсе отбоя не будет. Это лишь на мой взгляд, хотя несмотря на смех вижу, как Рожков закусывает губу.
Школьное мнение толпы такое – сам не думаешь, живешь чужими мыслями. Она нравится тебе, так почему молчишь, Олег?
Спустя двадцать минут смеха, шуток и подколов наконец успокаиваемся. Время идет – не сдвинулись с места. Надя поворачивается к прислонившейся спиной к стенке Маше, задавая интересующий нас все утро вопрос после рассказа о ночевке в школе и шутках про злобного Гринча, поедающего ночами детей.
– Так зачем ты призналась?
Мне кажется, я знаю ответ. И пять минут ожидания, затем пожимание плечами и тихий голос Свиристеловой только его подтверждает:
– Хотела тебе помочь, - закусывает губу. Поднимая зеленые глаза на удивленную Надю, тяжело вздыхая. – Ты меня защищала, из-за той дурацкой истории с киселем получила очередное наказание и выговор. А я позорно сбежала даже не поблагодарив. Спасибо, Надь.
Впервые вижу, как Гроза молчит, потому что сказать ей нечего. Арина удивленно вертит головой от меня, к Наде, на Машу и обратно. Я понимаю Грознову: она не привыкла быть под защитой. Ощущаю, когда пытаюсь влиять на нее или стараюсь защитить. Девчонка, привыкшая стоять за себя и не давать в обиду забывает, что такое быть уязвимой. И что могут найтись люди, готовые отплатить тем же. Кладу ладонь на Машкино плечо, хмыкая: