Гроза тиранов
Шрифт:
Нелли тихо провернула ключ и скользнула в приоткрывшуюся дверную щель.
Храп заполнял комнату, заставляя хрупкую фигурку беглянки сжиматься.
Она на цыпочках подошла к раскинувшемуся на кровати телу. Осман явно не придерживался канонов ислама – в комнате разило перегаром.
Нелли колебалась. Ударить ли оставленным на столике парадным кинжалом этого борова, чья похоть, в той или иной мере, отправила на смерть единственного близкого ей здесь человека, и покончить с мучениями? Или бежать, позабыв собственные страдания и отложить все счета подальше? Месть была желанна и сладка,
Пальцы сомкнулись вокруг рифленой ручки оружия. Надо ударить точно и сильно, тогда Салы не успеет поднять шум. Внизу полно охранников – на любой крик сбегутся.
Шорох за спиной!
Девушка резко развернулась, выбрасывая навстречу опасности зажатый в ладони кинжал, и замерла, трепеща от напряжения.
Тень напротив слегка отпрянула, но не издала даже звука, способного призвать на беглянку ночующих внизу янычар.
Нелли всмотрелась в силуэт. У распахнутой двери в комнату свиданий стояла Вицушка, венгерка, взятая в гарем совсем недавно. Ее семью, осевшую в бывшей венецианской провинции, по слухам, янычары вырезали в отместку за какое-то мнимое оскорбление султана. Скорее всего, османы просто решили присвоить немалые богатства, накопленные отцом и дедом Вицушки. Под нож пустили всех, кроме нее. Салы-ага пожелал видеть четырнадцатилетнюю черноволосую малышку у себя на ложе.
Вицушка сторонилась остальных наложниц, стоически сносила побои и насилие. Старожилки утверждали, что ей недолго осталось – хозяин быстро хладел к безответной невольнице.
Теперь венгерка стояла, слегка покачиваясь, в проеме двери.
Нелли приложила палец к губам. Вицушка кивнула, показывая, что не будет шуметь.
– Ты его убьешь? – венгерка прошептала вопрос одними губами.
Нелли кивнула.
Вицушка вывела руку из-за спины. В ее ладони блестела сталь, глаза заполыхали.
– Нет, чернявая! Ты это не сделаешь! Он – мой!
Венгерка приблизилась, Нелли отступила подальше от невольницы, размахивавшей кухонным ножом. А та шипела:
– Я только этим жить осталась. Только мыслию, что доберусь до его горла. Я каждую ночь под ним лежала и думала, как когда-нибудь взрежу эту желтую кожу и выпущу грязную кровь! Его кровь! Так же, как он это с моими сделал! Уйди, чернявая, не занимай дорогу!
Нелли отшатнулась дальше от обезумевшей рабыни.
Венгерка замерла над разметавшимся во сне хозяином. Нелли узнала нож в ее руке. Им Афифе сегодня резала арбуз на празднике.
Вицушка раскачивалась, примеряясь куда ударить – в горло или сердце.
Ее глаза обретали нормальный вид, движения успокаивались. Из сгустка клокочущей, вырвавшейся на волю ярости, она понемногу превращалась снова в человека. Наконец, храп аги прервал тихий шепот венгерки:
– Ты думала удрать или зарезать его?
Нелли пожала плечами:
– Удрать… И его порешить. Он виновен в смерти моего жениха. Не сам, но…
Вицушка повернула голову, склонив ее набок. Она рассматривала собеседницу, как недавно та сама изучала ее:
– Если сбежать думала, то иди – сейчас самое время. Я дам тебе небольшой запас. Будешь поторапливаться – успеешь…Только кинжал оставь – мой совсем негодный.
Лицо венгерки исказилось, оплыло.
– Я хочу, чтобы он умирал на моих глазах. Горло ему перережу и буду смотреть, как этот боров станет кровь зажимать. Послушаю, как янычары верещат и хрипят перед кончиной.
Нелли положила кинжал и отошла. Вицушка тут же завладела стальным клинком.
Она закачалась от нахлынувших эмоций. Руки, сжимающие оружие, побелели.
– А ты, коль хочешь жить, беги. Мне же уходить некуда, да и незачем!
Нелли, все еще оторопевшая, застыла. Венгерка топнула ногой:
– Ну!
Нелли отшатнулась. Она ткнулась спиной в открытую дверь комнаты свиданий, торопливо развернулась, прислушалась, не идет ли кто еще, и заперла замок. Хватит одной безумной мстительницы!
Вицушка замерла над телом турка с поднятым оружием. Глаза ее были полузакрыты, губы шевелились.
Нелли присмотрелась и поняла, что венгерка читает молитву. Кончик клинка в ее руках дрожал от нетерпения.
Нелли подхватила с пола одежду турка (ночью подмораживало) и бросилась к окну.
Вдоль стены, снаружи, шел узкий карниз, по которому девушка начала двигаться вправо. Ступая мелкими шажочками и молясь, чтобы не обвалился кирпич, она добралась до персикового деревца, ухватилась за нависающую ветку и перебралась на хрупкий качающийся ствол.
Теперь начиналась самая опасная часть плана.
Под ногами послышался шорох. Пара черных волкодавов с блестящими в ночи глазами подбежали под деревце и недовольно зарычали. Их приучили не подавать звуков, даже если собаки замечали нарушителя. Молча рвать врагов на части, и все!
Нелли вытянула из-за пазухи кусок мяса и бросила вниз. Тут же начала шептать имена собачек, подслушанные у старого чауша, [112] их смотрителя.
Всю прошлую неделю, высунувшись из окна, она подкармливала непривычных в ласке людоедов, чей загон находился ровно под окнами невольниц. Подкармливала до тех пор, пока не добилась некой приязни этих озлобленных тварей.
112
Чауш – дословно страж, охранник. Одно из низших полицейских званий. Кроме полицейских функций чауши часто занимались обеспечением порядка на въездах в города и для ночного патрулирования.
На землю полетели еще четыре куска баранины, двухдневный рацион самой Нелли. Собаки узнали странную добрую двуногую и перестали рычать. Вот одна махнула обрубком хвоста, следом другая.
Девушка соскользнула с дерева. Волкодавы насторожились. Теперь главное – сохранять уверенность! Псы чувствуют слабость и страх.
Она дошла до калитки, запертой на ночь, следом, недовольно сопя, топали псы. Девушка приставила к калитке прихваченную у дерева лавку для отдыха. Тут был хозяйственный дворик, через который в дом попадают слуги и разносчики еды. Сторожа янычары предпочитали спать у парадного входа, рядом с конюшней.