Гроза тиранов

Муравьев Андрей

Георгий ругается. За колонной пехоты мулы волокут легкие пушчонки. Шестифунтовые малышки не смогут обратить в развалины крепость, но заставить не высовываться необстрелянных гайдуков – такую задачу, пожалуй, и потянут.

Ко мне топают остальные арамбаши. Нет только двух – Харистеас держит вход со стороны порта. Еще один, Гергей, ушлый венгр, просто смылся со своими людьми. Видимо, решил, что ему довольно и малого – товаров и добра разоренного пригорода.

– Где перяники? Где русские корабли? – сипит грузный Ягош.

Остальные недовольно хмурятся. На середине площади сложены добытые богатства: сундуки казны, груды дорогой посуды и отрезы

тканей. Этого хватит, чтобы каждый из налетчиков прожил остаток жизни в неге и покое. Но добычу надо еще и унести.

– Будут, – уверенно отвечаю я. – К вечеру будут вам и русские корабли и гвардейцы владыки.

Они переглядываются.

– Нам надо только часа четыре выстоять.

Четники еще могут уйти, бросить все и скрыться на рыбацких лодчонках, пробраться горными кручами, переждать в густых кустарниках. Но без золота. А ведь, вот оно – лежит, подмигивает. Обещает беззаботную жизнь, исполнение желаний и невиданную роскошь.

Атаманы расходятся на свои места. У каждого есть выделенный кусок стены, который надо удержать.

4

Всадники в ярких безрукавках выкатываются с гиканьем из-за поворота горы и, нахлестывая скакунов, несутся вниз. Несколько сот метров – полминуты безумной гонки.

Сабли в ножнах, пики за плечами, головы прижаты к шеям лошадей.

Когда первые пролетают мимо стен цитадели, последние только появляются.

Гайдуки – ребята привычные к засадам. Они умеют ждать. Тем более, каждого предупредили – спешить не надо.

Залп четы Ягоша валит последних. Юнаки целят не в юрких наездников, а в самих лошадей. Тяжелые пули прошивают тела почти навылет. Кони кувыркаются, врезаясь в соседей, встают на дыбы.

Одновременно жахают пушки левой батареи. Три груды картечи впечатывают авангард кавалерии в отвесную скалу, превращая тонконогих скакунов и их хозяев в кровавое месиво. Туши запруживают узкую дорогу, не дают прорваться тем, кто скачет в середине, кто еще надеется на легкий исход.

Стреляют уже все, кроме пушек правой батареи – они поджидают пехоту.

Юнаки, прекрасные стрелки, лупят по османам, как в тире. Полторы сотни метров до цели – идеальное расстояние.

Раненые лошади бесятся, бросаются с кручи, толкаются. Запертые между грудами искореженного мяса, кавалеристы пробуют отстреливаться. Те, кто еще держится верхом, спрыгивают, прячась за трупами и тушами павших животных. Из-за суматохи большая часть их выстрелов летит в небеса.

Пушки цитадели бахают одна за другой, сужая линию жизни. Они лепят выстрелы слева направо, гоня выживших под пули отрядов Ягоша и Георгия. За пушками, в основном, гайдуки моей четы. У них хватило времени, чтобы выслушать наставления.

Еще один арамбаши, Вейко, сторожит подход из города. Мало ли там сохранилось турок – всякого можно ожидать. Он – наш резерв.

Последние всадники спрыгивают с обезумевших лошадей, пробуют бегом вернуться к спасительному изгибу дороги, уйти из-под убийственного огня. Османы уже не огрызаются – бегут. Кто смог, тот нахлестывает лошадь, но большинство пешком.

В спины им хлопают залпы, выкашивая редеющее воинство.

Те, кто побоялись бежать, прячутся за трупами лошадей. Этих примечают специально отобранные снайпера. В каждой чете есть несколько лучших стрелков, вооруженных нарезными карабинами. Пуля из такого оружия летит дальше, точнее, но каждый выстрел требует в три раза больше времени на подготовку. Все горцы неплохо стреляют, но эти ребята –

просто уникумы. На таком расстоянии они почти не промахиваются. Чтобы не отвлекать «мастеров» от важного дела, около каждого стоит по паре молодых юнаков. Их задача – забивать пули в нарезные стволы.

Десять минут непрерывной стрельбы, и на дороге остаются только трупы и стонущие раненые. Вниз прорвалось не больше десятка всадников. Судя по выстрелам, их неплохо встретили ребята Харистеаса.

Из пятисот стремительных наездников ушло не больше двух сотен. Большинство из них ранены, почти все – без лошадей.

С кавалерией турок мы покончили.

5

Кто бы ни командовал турецким отрядом, урок он воспринял на сто процентов.

Вместо лобовой атаки или попытки прорваться вниз османы начали вялую перестрелку. То один, то другой из них высовывал из-за края скалы ствол, спускал курок и тут же нырял обратно. Пули редко попадали даже рядом с амбразурами – все больше лепились в стены. О том, чтобы подстрелить кого из этих чертенят – нечего было и думать. Арамбаши запретили тратить порох понапрасну. Популяв безнаказанно четверть часа, османы попробовали выкатить пушку на прямую наводку, но первый же залп правой батареи снес в расщелину и пушку и обслугу.

– Что-то задумали, – поделился соображениями Георгий.

Пришлось согласиться. Противник затаился не к добру. Или пробуют пробраться через расщелины, или лезут через горную кручу. Других путей вниз у них нет.

Оказалось, что есть.

Через час ожидания под теплым солнцем, когда гайдуки понемногу уверились, что османы решили дождаться ночи, со стороны разрушенных казарм затрещали ружья. Причем, хаос явно разрежали залпы. Начался штурм.

Слать подмогу не решились. Нас и так мало, да и не успеют уже. Лишь перебросили с дороги чету Ягоша и несколько артиллеристов – укрепили подход из города.

Ждем.

Через двадцать минут, когда стрельба начала приближаться к нам, внизу шандарахнуло – на воздух взлетело хранилище портовых батарей. Чуть погодя, перед воротами появились юнаки Харистеаса. Самого арамбаши не видно.

Они вбегают во двор один за другим, некоторые окровавлены, но почти все с оружием в руках. Значит, до паники дело не дошло.

Трескотня выстрелов приближается. Вот и сам атаман – он прикрывает отход. Рядом с наряженным в белую рубаху арамбаши десяток сохранивших рассудок гайдуков. Они раз за разом останавливаются, дожидаются подходящих турок, дают залп и тут же бегут дальше. Нехитрая тактика, но людей сберечь она помогла.

Я навожу пушки на изгиб улицы, прикидывая, как далеко Харистеас оторвался от преследователей. Только толпы янычар, влетевших в цитадель на плечах юнаков, нам не хватало. Ягош не тушуется – снимает половину своих головорезов и с грозным воем устремляется навстречу врагу. Дым от выстрелов заволакивает узкую улочку. Турки не видят толком картину боя и предпочитают отойти. Передышка – не более минуты, но за это время всех живых и раненых юнаков утаскивают за стены.

Харистеас страшно зол. Из потока мата успеваю ухватить то, как турки ворвались в город. Пока над головами портовых бастионов мы уничтожали кавалерию, юнаки внизу окончательно уверились, что османы к ним если и подберутся, то только с гор. Сам арамбаши снял пару заслонов и услал людей следить за глубокими балками, подходящими под стены города от скал. Те, кто остался при пушках, наблюдали за шебеками, так и не ушедшими из бухты.