Гроза в Безначалье
Шрифт:
Тот, кому ложем служил лотосовый лист, а листу опорой — Тысячеглавый змей Шеша, всплывший из глубин по воле Опекуна.
Сверкающие драгоценностями браслеты сплошь покрывали руки и ноги Бога. Грудь Вишну была гладкой — лишь над правым соском виднелся завиток волос, какой оставляют себе все вишнуиты, — и увитой гирляндами белых лотосов о восьми лепестках. Цветы только-только распустились и дышали свежестью, еще один цветок-исполин прямо на глазах раскрывался, вырастая из пупка Опекуна. Блистала сокрытая в венчике жемчужина Каустубха, добытая при пахтанье океана и преподнесенная сонмом богов Опекуну Мира, и горел во лбу Дарителя ограненный сапфир, испуская из себя лазурный луч на все десять [51]
51
В индийской традиции, в отличие от европейской, насчитывалось десять сторон света.
А по водам Прародины вокруг великого и прекрасного Вишну бродил карла, похожий на шута-вибхишаку. Хитрые глазки-маслинки поблескивали из-под кустистых бровей, жиденькая бородка, достойная козла в рыбацком поселке, свисала паклей, ермолка из алого бархата залихватски съехала на левое ухо. Помимо дурацкой ермолки на карле имелась рубаха совершенно невообразимой расцветки, сшитая явно на вырост, а также шаровары шириной с долину Инда: из-за них карла то и дело путался, оступался — но, на удивление, не падал. И в воду не проваливался. Бродил себе по дремотным волнам, как по косогорам, да еще время от времени косился на Древо Ветаса и Опекуна под Древом.
— Глянь направо, глянь налево, — вдруг пронзительно заорал карла на всю Прародину, — в океане аж два Древа!
— Не смешно, — отозвался Вишну, наскоро создавая рядом образ своей супруги, Лакшми-Счастья, и заставляя Счастье чесать себе пятки. — Где ты видишь второе?
— Под первым, — остроумию карлы не было предела. — Вон, уже и цвести начал… Скоро плодоносить пора.
— Все шутишь, — осуждающе заметил Бог.
— Все шучу! — с готовностью согласился карла. — По чину положено. Чем бока пролеживать и корчить из себя толстый пуп Мироздания, лучше уж в дураки податься. Все дело какое-никакое!
— Ты мне лучше скажи, как ты наружу выкарабкался?! — проворчал Вишну, отращивая третью и четвертую руки с раковиной и дубинкой соответственно.
— А так же, как и ты, Упендра!
Карла гнусаво захихикал и весьма похабно изобразил, как и из чего он выкарабкался.
— Не смей называть меня так, дурак!
— Упендра! Упендра! — Карла весело запрыгал вокруг Опекуна, и эхо откликнулось со всех сторон, заполняя океанский простор:
«Упендра-а-а!»
Раздражение Вишну доставляло карле изрядное удовольствие.
— Что ж, дурак, веселись, пока можешь, — в трубном гласе Опекуна Мира прозвучала отчетливая угроза. — Верней, пока я Один из Тримурти, что само по себе немало. Но, полагаю, будь я просто Одним, твоя развязность…
— Одним?! — громыхнуло эхо, разом вытряхнув зарницы из листвы Ветаса-Древа, и Вишну не сразу понял: эхом был ответ карлы, а не финал его собственной тирады.
Очертания уродца смялись в бесформенный ком, пятном крови мелькнула, всасываясь внутрь, дурацкая ермолка — и Предвечный океан вскипел, метнув пенный столб к нахмурившемуся тучами небу. Прямо с того места, где минутой раньше плясал карла, словно и впрямь существовала в пучине страшная Лошадиная Пасть, затаившийся до поры пожар Судного Дня.
Мгновенно небесная ширь пришла в движение. Тучи испуганными овцами шарахнулись в стороны, открылась лазурь без конца и края, и огненными сполохами проступил в вышине гневный лик бывшего дурака.
От прошлой личины осталось одно: съехавшая на ухо алая ермолка солнца. Но чувствовалось: захоти Он, и солнце мигом окажется на макушке, превратив восход в полдень.
— Я, Дьяус-Небо, успел позабыть, каково оно: быть тем Одним, которым мечтаешь стать ты! И, клянусь временами, когда Трехмирье
В новом положении Вишну, в положении ничтожества перед гигантом, было всего одно преимущество — возможность насмехаться.
И Опекун воспользовался ею подобно Дьяусу-карле.
— Из Вседержителей в дураки? Ты считаешь это возвышением, грозный друг мой?! Да, будет о чем порассказать в Обители Тридцати Трех…
— Ты родился слабым, Упендра, и поэтому помешан на силе, ложно полагая ее возвышением! Думаешь, кто-то оказался сильнее меня? Раньше я был способен представить — а значит, и создать! — все, что угодно… Да, наверное, в результате мог появиться некто, способный превзойти Абсолют! Но быть Злом и Добром в одном лице, быть Всем! Быть Дьяусом… Когда Один осознает всю скуку Одиночества, он вместе с этим понимает: такой груз не по плечу Богу! Разве что шуту — и я опрокинулся в самого себя, Упендра! Я создал камень, который сам не смог поднять! Веришь, по сей день я еще ни разу не пожалел о своем решении…
Косматые брови сошлись на переносице, и лик в небе повторил шепотом, прозвучавшим страшнее грома:
— По сей день. Но ты впервые заставил меня пожалеть о сделанном выборе.
— Поздно жалеть, Дьяус! Ты шут, забавный малыш, отставной божок на побегушках — не более того! Корчи рожи в свое удовольствие, рисуй себя на небе, поучай или насмехайся — но судьбы Трехмирья вершат другие! Твое время прошло и никогда не вернется, теперь настал черед МОЕГО времени! Абсолют не по плечу Дьяусу? Посмотрим, сумеет ли Вишну-Опекун подставить свое плечо!
— Многие так думали… — задумчиво пророкотало небо. — Но даже двоих оказалось недостаточно. Варуна-Водоворот и Друг-Митра продержались долго, дольше, чем я предполагал, но и им пришлось уйти. Варуна согласился на это добровольно, а Митра… Где он теперь, Друг, ставший Изгнанником? Там, где богов не называют Друзьями! Здание Трехмирья складывалось по кирпичику не одно тысячелетие, даже не одну югу [52] — и не тебе, Упендра, ломать плод чужих трудов!
— Бред! — фыркнул Вишну и для развлечения дунул в раковину. — Тримурти, Локапалы-Миродержцы, суры-асуры, наги, гандхарвы, якши, ракшасы, люди… Не слишком ли много кирпичиков? И где ты видел здание из совершенно разных кирпичей?! Стареешь, Дьяус… проще надо, проще! Тогда не понадобится скалиться из поднебесья! Кстати, если тебе надоело веселить публику — мы могли бы найти общий язык! Что скажешь, отставной Абсолют?!
52
Юги — временные периоды, совокупность которых представляет Маха-югу, Великую югу, равную 4 320 000 земным годам. Четыре юги (Крита, Трета, Двапара и Кали) соотносятся по продолжительности как 4:3:2:1. В конце Кали-юги наступает Пралая, Судный День, после чего все начинается заново.
— Скажу, что твоя идея Мироздания не приходила мне в голову. И, пожалуй, к счастью. Кирпичики? Оставить лишь одинаковые? Двух, трех видов — ну никак не больше пяти… И складывать простой и понятный мир-домик! Дворцов не выйдет, зато и забот меньше! Всех лишних… вернее, всех РАЗНЫХ — обтесать. Или стереть в труху. Упендра, Всемогущему было скучно в мире бесконечных возможностей! А ты предлагаешь мне забаву идиота!
— И ты встанешь у меня на пути? Попробуй! Отказавшись от власти, ты наверняка не оставил себе лазейки для возвращения! Слишком большой искус даже для бывшего Вседержителя… А сейчас ты — узник, запертый в человеческом теле. Скоро твой мятежный дух опять уснет, а тело-темница станет помогать мне! Ты даже не сможешь предупредить других! Уж я-то позабочусь, чтобы царевич Гангея прожил подольше, став Чакравартином и преданным вишнуитом! Я успею обстряпать дельце раньше, чем ты сумеешь освободиться. А даже если нет — кто станет слушать шута?