Грозное лето
Шрифт:
— На основании милосердия, ваше превосходительство, — запросто ответил начальник поезда. — Этих несчастных героев войны какие-то подлые…
— Я у вас не спрашиваю о подлых. Я спрашиваю об основании ваших действий, подполковник, — прервал его генерал и, прикоснувшись к седым усам, сказал: — Отцепить. Немедленно. В таком виде я вас далее не пущу.
Начальник поезда даже растерялся от неожиданности, выпучил красные от бессонницы глаза и произнес несоответственно:
— Я не могу выполнить вашего
— Молчать! — повысил голос генерал и, обернувшись к невесть откуда появившемуся начальнику станции, приказал: — Сударь, соблаговолите приказать отцепить товарные вагоны от поезда августейшего наследника-цесаревича.
— Слушаюсь.
Начальник поезда возмутился:
— Ваше превосходительство, я не могу выполнить ваш приказ. И умоляю вас, ваше превосходительство, не делать этого. Или я не ручаюсь за возможные последствия, узнай раненые нижние чины и офицеры о сем вашем приказании.
— Подполковник, я прикажу отправить вас… Я накажу вас за непослушание и дерзость. Если вы не вспомните об уставе, — добавил он. И заключил: — Поезд имени его августейшего…
И тут случилось то, о чем говорил начальник поезда: вышедшие в тамбур покурить легко раненные офицеры возмущенно сказали:
— Ваше превосходительство, не следует делать этого.
— В товарных вагонах — тяжко раненные нижние чины, а есть и офицеры. Пусть уж доедут до столицы.
Генерал люто посмотрел на офицеров и готов был учинить им разнос, но, видимо, передумал и мрачно бросил:
— Это не ваше дело, господа. Здесь я распоряжаюсь, и соблаговолите не мешать мне.
И пошел прочь.
Тогда раненые солдаты, слышавшие эти слова, закричали в окна:
— Они тут сидят, как в хоромах, а мы за них головы кладем!
— Тут кругом шпионы и германские лазутчики, — чего от них ждать?
— А он и скидывается на германца, братцы.
— Так чего же мы на него смотрим? Выходь из вагонов, какие способные! Показать ему, как к раненым след относиться!
Начальник поезда стал упрашивать:
— Господа, господа офицеры, господа нижние чины, богом прошу, не вмешивайтесь в это дело. Я уж как-нибудь сам, я сам, уверяю вас. Никого не отцепят…
— Вон паровоз уже отцепили, ваше высокоблагородие, в хвост будут гнать, чтобы вагоны отцеплять! — кричали солдаты.
И посыпались, кто как мог, из вагонов, — с костылями, с палками в руках, а кто прыгал на одной ноге, и по вокзалу покатились грозные крики:
— Завертай генерала!
— Он заодно с германцами!
— Они все заодно с пруссаками!
— У кого есть винтовки? Давай сюда оружие!
— Показать ему, извергу, как след блюсти русского солдата!
И толпа солдат, размахивая костылями,
Начальник поезда крикнул во весь свой охрипший голос:
— Вернитесь, я приказываю! Я прошу вас, господа!
Но его никто не слышал. А тут еще легко раненные, что были на станции, хлынули вслед за генералом и подняли крики возмущения:
— Мы уже три дня не перевязаны, а он не отправляет нас!
— Подсобите, братцы, уехать с вами из этой могилы!
Генерал стоял, и молчал, и озирался вокруг растерянно и зло, словно искал кого-то, а когда увидел бегущих к нему жандармов, во весь голос гаркнул:
— Рассеять бунтовщиков! Зачинщиков — арестовать!
Жандармы стали оттеснять раненых к вагонам, некоторых сбили с ног, и тогда они пустили в дело костыли, и началась рукопашная.
Из вагонов спрыгнули на землю легко раненные офицеры, тут же появились ехавшие по делам, выхватили из кобур наганы, и вокзал наполнился новыми возгласами:
— Не тронь героев!
— Прочь отсюда, тыловые крысы!
— Задержать генерала и проверить документы!
Жандармы попятились и разбежались.
В это время отцепленный от состава паровоз, шедший в хвост состава, чтобы отнять от него товарные вагоны, остановился, машинист высунулся из своего окошечка, что-то крикнул начальнику станции, который стоял на лесенке паровоза, и, сильно дав контрпар, повел паровоз назад, к голове поезда.
— Молодец, машинист! Становись на свое место, браток, — так сподручней выйдет.
— По вагонам! — скомандовал молодой, с белявыми усиками поручик и, прихрамывая, сам опираясь на оголенную шашку, стал провожать скакавшего на одной ноге солдата к вагону.
И офицеры вернулись к вагонам в сопровождении солдат, то помогая им идти, то ведомые солдатами.
— Спасибо за подмогу, ваше благородие.
— Без вас нам была бы труба.
— А генерала зря отпустили. Он как есть пруссак всамделишный, усы закручены, как у ихнего царя на картинке.
Начальник поезда сел в вагон последним, сопровождаемый штабс-капитаном Бугровым. Отдышавшись, он поискал кого-то взглядом и сказал Бугрову:
— В моем купе пока побудете. Располагайтесь, а я где-нибудь примощусь, — и позвал Надежду: — Надежда Сергеевна, прикажите осмотреть рану штабс-капитана и перевязать.
Надежда была в противоположном конце вагона, что-то говорила красивому раненому офицеру и водворяла его в купе, но он не хотел отходить от окна вагона и сердобольно просил:
— Сестрица, милая вы моя, не настаивайте и не просите, я все равно не могу отойти от окна. Ведь я — почти местный, у меня здесь все родственники, в Белоруссии. Быть может, кто-нибудь появится на вокзале…