Грозный эмир

Шведов Сергей Владимирович

– Тебе следует обратиться с этим вопросом к благородному Глебу, сеньора. В данном случае я ничем не могу помочь. Разве что надрать уши Филиппу, дабы он не в водил гостя в смущение.

Филипп, безусловно, заслуживал наказания, но заинтересованная графиня только рукой махнула на предложение любезного Алдара. Зато она не замедлила воспользоваться его советом и направила свои стопы к хозяину замка.

– Эта древняя земля хранит множество тайн, – спокойно отозвался барон на вопрос, заданный встревоженной гостей. – Благородный Венцелин полагает, что этот храм был создан задолго до пришествия Христа и посвящен Великой

Матери богов и людей. Русы называют ее Ладой, кельты – Доной.

– Я хочу увидеть ее лик, – негромко, но твердо сказала Констанция.

– В чужой храм не ходят без приглашения, – покачал головой Глеб.

– Но Филипп и Боэмунд там были!

– Они дети, а потому и спрос с них не велик. А ты женщина. Великая Мать вправе потребовать с тебя если не жертвы, то службы.

– Какой еще службы? – удивилась Констанция.

– Мне неловко говорить тебе об этом, сеньора, но наши далекие предки были очень непосредственными людьми. Многое из того, что мы совершаем тайно, они делали открыто, если не на виду у людей, то, во всяком случае, перед ликами своих богов. Если ты пойдешь по их пути, то тебя, чего доброго, сочтут еретичкой.

– Но ведь ты был в чужом храме, благородный Глеб?

– Я мужчина, – на всякий случай напомнил барон. – А Великой Матери служили женщины. И, кажется, служат ей до сих пор.

– Здесь, в замке Ульбаш?

– И здесь тоже, – сухо ответил Глеб. – Я вынужден был пойти на это, дабы не возбуждать страсти среди местного населения. Осквернения храма не простили бы ни мне, ни моим детям.

– Но ведь здешние сирийцы – христиане?

– Это правда, но их обряды отличаются от наших. Они почитают Христа и деву Марию, причем не только христиане, но и мусульмане. Однако они не забывают и Великую Мать, чей образ у них почти сливается с образом девы Марии.

– Я, кажется, знаю, кто в твоем замке оберегает древний храм от святотатства, – пристально глянула на барона Констанция.

– Мне остается только восхититься твоей проницательностью, сеньора.

– Иными словами, ты отказываешься проводить меня в пещеру, Лузарш?

– Я готов пойти с тобой хоть на край света, благородная Констанция, но не хочу, чтобы ты шла куда-то с завязанными глазами.

Этот странный разговор и рассердил графиню и одновременно раззадорил. Разумеется, она считала себя истинной христианкой, но полагала, что дочери короля дозволено гораздо больше, чем простым смертным. А вот барон де Руси, похоже, просто боялся каменных идолов, полагая, видимо, что имеет дело если не с демонами, то с чем-то чуждым и опасным для души. Не исключено, правда, что Констанции он боялся даже больше, чем демонов и не хотел оставаться с ней наедине.

– У барона были любовницы после смерти жены?

Констанция задала этот вопрос неожиданно даже для себя, но Зару он, похоже, не застал врасплох.

– Были, – спокойно отозвалась она.

– И он всем показывал древний храм? – спросила графиня словно бы мимоходом, с интересом разглядывая причудливый узор на гобелене, висевшем у окна.

– Нет, – спокойно отозвалась служанка.

– Почему?

– А зачем барону связывать себя священными узами с наложницами? – с усмешкой спросила служанка.

– Я знаю кто ты и почему живешь в этом замке, – произнесла графиня, искоса наблюдая за служанкой.

Зара не смутилась под ее взглядом и продолжала,

как ни в чем не бывало, перебирать одежду в сундуке.

– Я унаследовала свои обязанности от матери. Наши священники не видят в этом ничего дурного. Они полагают, что нельзя оставлять древние храмы без присмотра. А Великую Мать – без служения и поклонения. Даже в Константинополе ее почитают как святую Софию или Мудрость, хотя никогда не называют настоящим именем. А наши проповедники полагают, что Великая Мать воплотилась в деву Марию, породившую Христа.

– Но это ересь!

– Я простая женщина, сеньора, и не берусь судить, что хорошо в этом мире, а что плохо. В древнем храме я обрела свое счастье и благодарна Великой Матери за это.

– Ты ходила туда с благородным Алдаром?

– Да.

– А почему вы просто не обвенчались в церкви?

– Те узы древнее, а потому крепче.

Констанция боялась греха, что, однако, не мешало ей вступать в любовные связи с благородными шевалье. Ее вряд ли можно было считать распутницей, поскольку она никогда не изменяла мужу. Но, став вдовой, она посчитала возможным для себя некоторые вольности. И если бы благородный Глеб выказал к ней интерес, она бы охотно откликнулась на его зов.

– Бывают случаи, когда именно женщина должна сделать первый шаг, – понизила голос почти до шепота Зара.

Констанция поморщилась. Еретичка читала ее мысли словно раскрытую книгу. Между прочим, Франческа тоже как-то обронила вроде бы невзначай, что иные дамы обвиняют других в легкомыслии в то время, когда сами не в силах скрыть просыпающиеся чувства. Неужели внезапно вспыхнувшая страсть графини к Лузаршу замечена окружающими? Но ведь Констанция даже самой себе в этом не признавалась. Барон де Руси старше ее на десять лет, оба они уже далеко не молоды. Легкую интрижку им бы простили, но глубокое чувство может завести их очень далеко. Не исключено так же, что благородный Глеб хочет просто использовать гостью для собственного возвышения. Но этого проще всего добиться, вступив с ней в законный брак. Однако ни сам барон, ни шевалье из его окружения ни разу даже не заикнулись об этом.

Приезд благородной Сесилии вывел графиню из задумчивого состояния, в котором она пребывала все последние дни. Констанция не видела сестру десять лет и была просто ошеломлена произошедшими в ней переменами. Отправляла она Сесилию в Антиохию глупой девчонкой, а теперь ее обнимала за плечи замужняя дама двадцати с лишком лет, уверенная в своей победительной красоте. Графиню Триполийскую сопровождала немногочисленная свита из двадцати сержантов, трех служанок и двух шевалье, один из которых был, кажется, оруженосцем. Но почему-то именно этого смазливого юнца лет пятнадцати встречали в замке Ульбаш особенно бурно. Филипп буквально повис на шее у гостя, словно признал в нем родного брата.

– Это Венсан де Лузарш, – небрежно махнула ручкой Сесилия. – Мой паж. Хотя нет, я сама упросила Понса произвести его в оруженосцы накануне отъезда.

– Лузарш? – удивленно вскинула бровь Констанция.

– Венсан средний сын барона де Руси, – улыбнулась супруга благородного Понса. – А у тебя такой вид словно ты увидела приведение.

– Просто он очень похож на своего отца, – поспешила пояснить графиня. – Тогдашнего, двадцатитрехлетней давности.

– Так ты была в него влюблена! – догадалась Сесилия.