Грозовая вспышка
Шрифт:
Кейл положил ее на кучку смятой одежды и в который раз был поражен безукоризненной красотой этой нимфы. Ее стройное тело выглядело обворожительным в свете луны и под тенями от деревьев. Ему вдруг показалось, что со времени, когда его руки касались ее тела, прошла вечность. Ему захотелось вспомнить каждую выпуклость и каждый изгиб, чтобы упиться удовольствием, которое вызывало в нем прикосновение к ней.
В голове Мики мелькнуло: если Кейл решил довести ее до безумия, то он преуспел в этом. Погрузившись в дикие, ненасытные наслаждения, она даже предпочитала их возможности дышать.
– Кейл... –
Он направил на нее глаза, горящие, как расплавленное серебро. Мики была в слезах от сладостной муки, терпеть которую было уже свыше ее сил. Ее руки крепко обняли его, лаская, побуждая применить все любовное искусство, которому он ее учил, овладеть ею и заняться любовью, до тех пор пока эта сладостная мука не пойдет на убыль.
Глядя в ее жаждущие синие глаза, Кейл угадал ее желание. Его захлестнули эмоции, более сильные, чем желание. На какое-то время он овладевал её телом, но его упрямое сердце молчало. Когда его массивное тело накрыло ее, он испытал в душе странную боль. Он сейчас хотел Мики так, как и раньше, необузданно и безрассудно, – но на сей раз он желал и ее души с решительным характером, который и раздражал, и притягивал его.
Но тут его захлестнула страсть, и эти мысли унеслись прочь. Бурные ощущения требовали разрядки. Отдаваясь чувствам, Кейл все же сознавал, что он не удовлетворится, пока не получит любовь этой женщины. Это была эфемерная мечта. И потому Кейл должен сохранить ее в тайне. Другие женщины не вызывали в нем интереса: они не имели характера. Нос Ки занятия любовью были другими, в них было какое-то новое измерение. И в этом измерении можно было соединить и сердца, и жизни...
Это было последней мыслью, что мелькнула в голове Кейла перед тем, как он погрузился в вихрь наслаждения. Его тело подчинялось лишь первобытному инстинкту, безумствуя, заставляя войти в нее...
Мики вскрикнула, когда ее накрыла волна удовольствия. В ней как будто что-то взорвалось, превратилось в огонь в самой глубине ее тела. Она чувствовала, как содрогается Кейл, услышала его сдавленный стон. Ей показалось, что она перенеслась в другой мир – мир, где время остановилось. Пережитые мгновения повторялись вновь и вновь, словно эхо от эротических ощущений, которые она чувствовала во всем теле.
Нежная улыбка появилась на губах Кейла, когда он отпустил потное тело Мики. Он знал, что поднял ее на самую вершину наслаждения. Возможно, он никогда не сможет ее приручить, но всегда способен разбудить ее спящую страсть и сделать ее обычной женщиной, сняв с нее броню упрямства.
Вдруг он понял, что Мики беззвучно плачет. Он подался чуть в сторону, чтобы стереть слезы с ее щеки своими губами. После этого он мягко дотронулся указательным пальцем до ее подбородка и, заставив ее поглядеть себе в лицо, ободряюще улыбнулся.
– Интересно, другие пары испытывают то же самое удовольствие? – хрипло прошептал он. – Хотя сомневаюсь, что кто-либо еще способен делать корзинки со столь аппетитным угощением.
Даже при свете луны Кейл смог заметить, как заалели ее щеки. Уткнув лицо ему в плечо, Мики вобрала в себя чудный запах его кожи, не желая говорить из-за страха разрушить волшебство этой ночи. Они лежали вместе, обмениваясь
Когда Кейл наконец нашел в себе силы отстраниться, Мики тут же ощутила холод. Она с благоговением наблюдала за Кейлом, когда он поднялся, чтобы собрать разбросанные одежды. Он напоминал ей стройную, сильную пантеру, потягивающуюся в темноте. При движениях Кейла его мускулы напрягались, показывая, какая в них таится сила. Она была просто в восхищении от его тела.
Кейл повернулся к ней и замер. Мики выглядела подобно вырезанной из дерева нимфе, чья статуэтка была специально поставлена здесь, среди листьев и травы. Боже, как изысканно она смотрелась, подумал Кейл, застегивая пуговицы своей рубашки. Он был бы счастлив провести остаток своей жизни, любуясь этой стройной красавицей...
Его губы скривились в улыбке. Интересно, как может выглядеть их совместная жизнь? Половину времени он будет думать, что сделает, когда его руки коснутся этой красавицы, а половину воплощать свои мысли в жизнь. Чтобы им не овладело искушение заняться любовью снова, Кейл постарался взять себя в руки и решительно зашагал прочь.
Увидев, что Кейл уходит, Мики горестно нахмурилась. Неужели он покидает ее, и так бесцеремонно? Даже не попрощавшись? Не пообещав увидеться снова, не сказав вообще ничего?
– Не уходи... – Ее голос был хриплым от разочарования и еще не остывшей страсти.
Кейл повернулся, его пронзительные глаза еще раз пробежали по ее безупречному телу и волосам, рассыпавшимся по плечам.
– Думаю, мне следует забрать обеденную корзинку, пока люди не увидели ее и не задались вопросом, куда это мы делись.
Когда его глаза скользили по ее телу, Мики невольно вздрогнула от удовольствия. Мики облегченно вздохнула – благодарение небу, он не собирается ее покидать.
– Возможно, это будет разумно, – пробормотала она с робкой улыбкой. – А я-то думала, что не смогла тебе отплатить за такую высокую оценку моей корзинки.
Кейл счастливо рассмеялся.
– Поверь мне, негодница, ты расплатилась сполна...
Кейл снова двинулся в путь, а Мики оделась и перешла в тень. Здесь она грустно вздохнула – с ней повторилась старая история. Стоило только Кейлу дотронуться до нее, как ее тут же покидал здравый смысл. Но ей хотелось так о многом его спросить. Почему он помог ее отцу? Почему был так щедр с Эриксонами? Что сделало их с Морганом смертельными врагами? Отчего он не может остаться с ней и любить ее?
Мики разочарованно вздохнула. Она могла ответить, почему Кейл не любил ее. Она была слишком волевой, независимой и упрямой.
Когда секунды стали минутами, Мики ожидающе повернулась к деревьям, за которыми исчез Кейл. Куда, черт побери, он запропастился? Почему он заставляет ее ждать? Сколько времени, Боже правый, требуется, чтобы забрать корзинку для ленча?
Мики подождала еще несколько минут, чувствуя, как в ней растет нетерпение, а потом вдруг сообразила, что Кейл, может, и не вернуться. Он просто сказал о корзинке, чтобы уйти, не ввязываясь в спор. Он всегда приходил и уходил, как ветер, – внезапно. Это был перекати-поле, которого ни одна женщина не была в состоянии удержать.