Грозовой Сумрак
Шрифт:
«Госпожа моя светлая», – все повторял он, опускаясь передо мной на колени и обнимая меня за талию, прижимаясь щекой к моему бедру и шепча что-то о своей гордыне и моей глупости. Кажется, он всерьез винил себя за то, что я пошла к вызывающему страх и ненависть королю Самайна, думал, что сделала это я исключительно ради него…
Он ошибался.
Но с того момента, когда Рог Изобилия коснулся моих пальцев, внутри словно что-то надломилось – и вновь срослось, покрывшись тонкой ледяной корочкой, растопить которую не мог даже самый жаркий огонь или страстный поцелуй.
Ох, Габриэль,
– Госпожа моя… если бы я знал… Если бы я только знал… – Тихий сокрушающийся голос Кармайкла, доносящийся откуда-то издалека. Я с трудом подняла голову, поймала взгляд потемневших от волнения зеленых глаз. Едва заметно улыбнулась:
– Не вини себя, Кармайкл. Просто в моих руках находится вещь, которой не суждено у меня быть.
Драгоценная раковина со дна моря, свернутый спиралью лунный луч, уроненный волшебным зверем зачарованный Рог, подаренный Габриэлем. Не мне суждено держать его в руках, не мне хранить его, завернутым в плащ или же свободно висящим на поясе. Да и не запоет Рог от моего дыхания так, как должен, – обожжет губы стылым январским морозом, вольет в жилы суровую метель, выбелит осеннюю рыжину зимней сединой, обратит в призрак, чье время приходится на межсезонье, а оттуда и до Сумерек рукой подать будет.
«Ты знал, Габриэль… Ты знал, что я не смогу не отдать его…» – тихо шепнула я, комкая в пальцах теплую шерстяную шаль. Резко поднялась с лавки, отстранив Кармайкла, вытянула перед собой руки, прикрывая глаза и вспоминая, как выглядел припрятанный мною Рог.
Мягко, уютно улегся в ладонях одолженный смертному «голос» короля Самайна, холодком скользнуло по коже прикосновение Габриэля, ярко вспыхнул огонь в очаге – и тотчас пугливо прижался к поленьям. Я протянула Рог Кармайклу, стараясь не заглядывать ему в глаза, ежась от ледяного сквозняка, плащом обнимающего плечи.
– Вот оружие против Сумерек, которое ты искал, артефакт, на котором играл в ночь Самайна тот, кого люди зовут Черным Всадником. Песнь, сыгранная тобой на этом Роге, обратит сумеречных в бегство из мира людей, запечатает распахнутые двери между тенью и светом. Если ты примешь это оружие, то должен помнить, что у тебя будет лишь одна попытка, одна возможность. Даже если она провалится – Рог все равно вернется к настоящему владельцу. Но и с тебя Рог потребует свою цену, хорошо подумай о том, чем ты готов заплатить.
– Госпожа моя светлая… – тихо, потрясенно выдохнул маг, опускаясь передо мной на колено и бережно, трепетно принимая из моих рук матово сияющий лунным серебром в полумраке горницы Рог Габриэля. – Ты самое великое чудо, самая великая
– Не надо, Кармайкл… – Я отвернулась, чувствуя, как в сердце ледяной змеей вползает холодок страха. Он думает, что я дарую ему величайшее благословение, но я сама вручила ему проклятие, избавиться от которого будет непросто.
Каждый, кто воспользуется Рогом не для того, чтобы одарить страждущих, а как оружием, ломающим волю даже фаэриэ и сумеречных, как ключом, что отпирает и запечатывает двери, которые никому и никогда не следует открывать, заплатит свою цену.
Габриэль заплатил вечным одиночеством за право владеть и распоряжаться Рогом по собственному усмотрению, но что артефакт потребует взамен у смертного – можно только догадываться. Не больше, чем Кармайкл сможет отдать, но и не меньше. Лишнего не заберет, но и сбить цену не получится.
– Он теплый, госпожа моя светлая, – удивленно воскликнул маг, оглаживая ставший золотистым Рог кончиками пальцев, любуясь ярко вспыхнувшей вязью на серебряной оправе. – Он такой теплый, будто бы живой. И я чувствую, как в нем словно бьется живое сердце! И он такой… тяжелый…
Тяжелый?
Я присмотрелась к заигравшему новыми красками артефакту в руках смертного – и беззвучно ахнула. Рог медленно преображался, становясь похожим на тот, что я видела у короля Самайна в ночь, когда над Холмами разверзлась злая буря, направляемая Мэбвэн. Вспомнились кровавое платье, становящиеся красными капли дождя, величественные снежные звери, безжизненными сугробами оставшиеся после безрадостной победы на поле боя.
– Спрячь его, Кармайкл, спрячь получше. – Я взяла с узорчатой крышки низкого сундука простую кожаную сумку, украшенную красными кисточками из шелковых шнуров, и протянула ее молодому магу. – Спрячь – и не показывай никому, не говори о нем даже с теми, кому доверяешь. Если кто-то обманом или силой заберет у тебя Рог и коснется его поверхности – в ту же минуту артефакт окажется у короля Самайна, а ты останешься ни с чем.
– Я понял, светлая моя госпожа, – тихо отозвался Кармайкл, неохотно убирая притягивающий взгляд, переливающийся золотом и перламутром, артефакт в сумку. Маг тугим узлом затянул кожаный шнур на горловине, и лишь тогда взглянул на меня серьезными глазами, на дне которых медленно угасала нежданная радость, сменяясь тоской и грустью, наполняющей бесцветной серостью яркую зелень радужек. – Твой дар означает… что я должен покинуть тебя?
– Да.
Стало тихо-тихо. Истаял последний, пугливо прижимавшийся к углям в очаге лепесток пламени, запахло душистым горьковатым дымом. Сразу стало темнее, и слабый свет одинокой свечи, стоящей на окне, не мог разогнать сгустившейся темноты осеннего вечера, напротив, этот последний огонек лишь слепил, не давая глазам привыкнуть к окутавшему нас мраку и оттого делая его еще гуще.
– Мне следует уйти прямо сейчас?
Голос Кармайкла едва заметно дрогнул, стал глуше, маг отвернулся, пряча лицо в густой тени. Я глубоко вздохнула – и серебристый лунный луч скользнул в мозаичное окно, озаряя большую часть горницы мягким холодным светом. Протянула руку, скользнув тонкими теплыми пальцами по гладкой щеке мага.