Грубый секс. Как насилие оказалось в нашей постели, и что же с этим делать
Шрифт:
Я с грохотом захлопнула входную дверь и начала запирать её в безумной панике. Не хотела, чтобы он вернулся. Мои руки дрожали так сильно, что я погнула дверной ключ, и он перестал открывать замок. Его так и не удалось починить.
Когда поднялась в свою комнату, в моей душе поселилось глубокое беспокойство. Эта комната перестала быть для меня домом, надёжным пристанищем. Она была запятнана и испачкана. Я попросила у Фрэн разрешения поспать в её постели в эту ночь.
Если бы вы спросили меня, когда мне было 20 с небольшим, сталкивалась ли я с сексуальным насилием, я бы однозначно ответила «нет». Возможно, призналась, что в своё время у меня был плохой
Существует тот особый тип одиночества, который возникает с неспособностью говорить о таких вещах. Я не знала о том, что окружающие меня женщины тоже безмолвно борются с такими же проблемами.
Но теперь, когда позволила себе вспомнить пережитый опыт и обдумать его, я назвала бы это сексуальным насилием. Когда описывала ту ночь в лесу своему психотерапевту, она сказала мне: «Это травма». Теперь, будучи 22-летней женщиной, задаю себе вопрос: «В чём состояло сексуальное насилие?»
Пока писала эту книгу, у меня из головы не выходил тот момент, когда я не могла дышать. Как будто та, 19-летняя я, заставляла меня сегодняшнюю продолжать писать и не сдаваться.
Эта девочка и есть та причина, по которой я написала эту книгу. Однако она написана для каждой женщины, с которой когда-либо происходило то, о чём она не могла рассказать. Она пережила то, о чём хотелось бы забыть навсегда. С ней сделали то, на что она не давала согласия. Женщина описывает сексуальный опыт как «всего лишь плохой секс», «серую зону», «не насилие, но…» Она пострадала, но не чувствует себя вправе признаться в этом.
Глава 1
Как это называется?
Лишь в последние несколько лет мне удалось найти слова, достаточно точно описывающие мой ранний сексуальный опыт. Словесная форма, в которую я облекла те события, наполнила их достоверными подробностями, подчеркнувшими страх и панику, которые тогда испытывала. Долгое время я ограничивалась упоминанием «плохого секса» или «не самого приятного сексуального контакта», не вдаваясь в детали. Но в самих моих словах скрывался намёк на то, о чём не могла заставить себя заговорить. Мои знакомые женщины без дальнейших расспросов понимали этот шифр – потому, что в их жизни тоже случалось такое.
Я не могла описать то, что со мной произошло, просто потому что не знала подходящих слов. До 20 с небольшим лет я представляла себе изнасилование и сексуальные домогательства как нападение безликого незнакомца глубокой ночью. Мне и в голову не приходило, что этот поступок может совершить тот, кто мне нравится, и уж тем более тот, кого я люблю. Лишь спустя много лет, оглядываясь назад, полностью осознала, что со мной случилось. О некоторых событиях я давно забыла. В 2017 г. в связи с возникновением движения #MeToo, которое было основано Тараной Бёрк в 2006 г., я начала читать рассказы незнакомых женщин о пережитом сексуальном насилии и чувствовала при этом проблески узнавания.
В то время мы всё чаще начали использовать понятие «серая зона» для описания неоднозначных происшествий, которые не вполне подходят под определение сексуального домогательства и изнасилования. В нашем обществе сексуальное насилие чётко противопоставляется добровольному сексуальному контакту. Эта дихотомия может оказаться полезной разве что человеку, совершившему преступление, которое не укладывается в её рамки, ведь таким образом он сможет избежать последствий. Но разве это противопоставление поможет людям, которые пережили то, что
Когда речь идёт об описании сексуального насилия, слова действительно имеют значение. Лена Гуннарссон, шведский учёный, специалист по гендерным исследованиям, сексуальному согласию и насилию из Университета в Эребру, утверждает, что выбор слов очень важен для обсуждения этих тем. «В моей следующей книге „Динамика сексуального согласия: секс, насилие и серая зона между ними“ я настаиваю на необходимости коллективного размышления о сексе и согласии, размышления, допускающего неоднозначность, полутона и серые зоны», – говорит она. «Когда нас просят отнести свой сексуальный опыт к одной из двух категорий – или добровольный секс, или насилие – в лучшем случае это приводит к упрощению сексуального контакта, а в худшем к тому, что жертвы насилия остаются неуслышанными и непонятыми».
Что касается обсуждения сексуального насилия, множество разногласий вызывает терминология. Ведь слишком часто с её помощью пытались смягчить и обелить насилие, говоря, например, «секс без обоюдного согласия» или «секс с лицами, не достигшими совершеннолетия». Точно так же, как сексуальный харрасмент и преследования, отметались и оправдывались словами «мальчишки есть мальчишки» или «он просто дамский угодник» или «он ни одной юбки мимо не пропустит». Преуменьшение насилия с помощью витиеватых, расплывчатых понятий и формулировок подпитывает культуру вседозволенности. Пытаясь обелить сексуальное насилие, мы говорим: «о'кей, это нормально» вместо «это неприемлемое нарушение».
Австралийские учёные Софи Хиндс и Бьянка Файлборн провели исследование репортажей СМИ о сексуальном насилии, в котором они рассмотрели терминологию, используемую при освещении обвинений Азиза Ансари в противоправных сексуальных действиях [1] . Выяснилось, что в публикациях действия обвиняемого позиционировались как «ненасилие» с помощью разговорных и двусмысленных слов, «которые постоянно пре уменьшали и смягчали характер его действий, описывая их как нечто иное, нежели сексуальное насилие».
1
Хэн Э. «Азиз Ансари отвечает на предъявленные ему обвинения в сексуальных домогательствах». Mashable, 14 января 2018 г., https://mashable.com/2018/01/14/aziz-ansari-sexual-misconduct-response/.
Расплывчатые слова не только искажают степень серьёзности проступка, они имеют крайне тяжёлые последствия для людей, переживших сексуальное насилие. «Когда используемая терминология минимизирует нанесённый ущерб, люди перестают воспринимать жертву насилия всерьёз, и определённые действия кажутся им пустячными. В результате у людей возникают трудности с определением сексуального согласия, потому что неприемлемое поведение из-за тех или иных фраз приравнивается к нормальному», – говорит Хиндс, аспирантка Мельбурнского университета, которая в своей научной работе исследует сексуальное согласие в отношениях людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией [2] .
2
Рэйчел Томпсон, «Хватит говорить „непрошенные дикпики.“ И вот, почему», Mashable, 19 июля 2019 г.,article/cyberfashing-unsolicited-dick-pics-terminology/.